— Проклятье, у меня нет с собой презервативов, — с досадой вздыхает он, выдавливая виноватую полуулыбку. — Прости, я не думал, что мы…
— Я на таблетках, — у неё абсолютно не остаётся сил ждать. Сейчас или никогда. Аддамс впивается в его лицо тяжёлым немигающим взглядом исподлобья. — Слушай внимательно. Либо ты трахнешь меня сию же секунду, либо я придушу тебя голыми руками.
— Прости, — чёртов Гликер снова извиняется непонятно за что, усиливая неуемное желание ударить его ножом под рёбра.
Но всё же берёт себя в руки.
Сжимает горячими ладонями её бёдра, немного приподнимая над собой — и плавно опускает, насаживая на напряжённый член до самого основания. Долгожданное чувство наполненности заставляет Уэнсдэй зажмуриться от удовольствия и запрокинуть голову с протяжным стоном. Она мгновенно принимается двигаться в быстром жёстком ритме, позволяя ему выходить практически полностью и тут же погружаться обратно. Тугие внутренние мышцы, истекающие обжигающе горячей влагой, требовательно сжимаются вокруг твёрдого члена, посылая импульсы наслаждения по всем нервным окончаниям. Джоэль пытается коснуться изнывающего клитора двумя пальцами, но она безжалостно отталкивает его руку и начинает ласкать чувствительное место самостоятельно.
А потом случается тотальное сокрушительное фиаско — взбудораженное воображение взрывает в голове бомбу замедленного действия, и на обратной стороне опущенных век калейдоскопом проносятся непрошенные воспоминания. Как проклятый фальшивый профессор с упоительной беспощадностью трахал её в своём кабинете… И кровати в своей квартире. И на кухонном столе. Грубо, властно, бесцеремонно — не спрашивая разрешения, не позволяя отстраниться и полностью контролируя ситуацию.
Oh merda. Эти неуместные мысли становятся последней каплей. Пульсация внутри стремительно нарастает, а лихорадочно быстрый темп толчков быстро приближает желаемую разрядку. Проходит не больше пяти минут, прежде чем по всему телу Аддамс прокатывается волна дрожи, а с припухших губ срывается протяжный громкий стон. Оргазм наконец-то накрывает её с головой, наполняя каждую клеточку концентрированным удовольствием.
— Твою ж мать… — голос Гликера доносится словно сквозь плотный слой ваты, но в нём отчётливо слышится неприкрытое раздражение, обычно ему несвойственное.
Уэнсдэй упирается ослабевшими ладонями ему в грудь и распахивает глаза — Джоэль отчего-то выглядит непривычно злым. А потом и вовсе совершает немыслимый поступок. Буквально сбрасывает её с себя и решительно поднимается на ноги, принимаясь с лихорадочной поспешностью натягивать джинсы и застёгивать ремень.
— В чём дело? — она отползает к стене и недовольно скрещивает руки на груди, искренне не понимая причин столь внезапной смены настроения. Что вообще на него нашло? Ведь всё было более чем приемлемо.
— Я сразу сказал, что не надо было этого делать! — Гликер внезапно повышает на неё голос. Впервые в жизни. Движения его рук дёрганные, на щеках алеет гневный румянец, крылья носа возмущённо трепещут. — Я, конечно, всё понимаю… Мы давно расстались, ничем друг другу не обязаны… Но у меня тоже есть чувство собственного достоинства, хоть тебя это никогда и не волновало! И знаешь ли, я не привык, чтобы в постели меня называли чужим именем. Это уже за гранью, серьёзно.
Oh merda.
Она… что?
Уэнсдэй замирает на месте, словно каменная статуя, не в силах поверить в услышанное. Немыслимо. Невозможно. Такого просто не могло случиться. Но хуже всего другое — она даже не помнит, в какой именно момент с её губ сорвалось чужое имя.
Блаженная послеоргазменная дымка мгновенно растворяется в резко нахлынувшей вспышке ледяной ярости.
Аддамс злится. Чертовски сильно злится.
На проклятого Торпа — за то, что проник в её разум и отравил сознание, словно смертельно ядовитый рицин, не имеющий антидота.
На чёртового Гликера — за то, что он оказался неспособен исполнить роль спасительной вакцины от непрошеных чувств к неподходящему человеку.
А больше всего на саму себя — за то, что позволила ничего не значащей порочной связи зайти настолько далеко, что проявила недопустимую слабость, что самым кощунственным образом попрала собственные несокрушимые принципы… И ради чего?
— Я ухожу, — безапелляционным тоном заявляет Джоэль, набрасывая на плечи драповое пальто и вытаскивая из кармана ключи от машины.
Уэнсдэй его не останавливает. Попросту не видит в этом смысла — принцип замещения нисколько не сработал, разжечь костёр на пепелище давно потухших чувств им не удалось. И уже не удастся.
Уже у самых дверей Гликер оборачивается, понуро ссутулив спину и глядя на неё невыносимым взглядом побитого щенка. Крохотный укол совести вонзается Аддамс между четвёртым и пятым ребром, но она упрямо хранит молчание, не видя смысла бередить давно зажившие раны.