Игра в имитацию (СИ)

Не желая так легко сдаваться в лапы старухи с косой, Уэнсдэй предпринимает инстинктивную попытку пнуть проклятого Торпа под колено. Но он ловко переступает с ноги на ногу, уходя из-под удара, и её массивный ботинок бестолково рассекает воздух.

Безусловные рефлексы и чисто животное стремление выжить любой ценой заставляют её продолжать бесплодные попытки освободиться. Аддамс резко дёргает обеими руками, неловко выворачивая собственные суставы до вспышки тянущей боли — но у противника поистине железная хватка.

— Прекрати брыкаться, идиотка, — угрожающе шипит Ксавье, прожигая её раздражённым неприязненным взором.

Болотная зелень радужки затянута чернотой расширившихся зрачков, отчего его взгляд кажется слегка безумным. Или не кажется. Вполне возможно, что он действительно не в своём уме — потому и похитил двух несчастных студенток.

Впрочем, какая теперь разница?

Она уже угодила в капкан.

— Пошёл нахрен, грёбаный ублюдок, — огрызается Уэнсдэй, ни на секунду не прекращая попыток освободиться.

Ей уже абсолютно наплевать, что бурное сопротивление может его окончательно взбесить. Возможно, это даже к лучшему — если Торп разозлится по-настоящему, есть шанс, что он прикончит её быстро.

Смерти Аддамс не особо боится.

А вот перспективы умирать медленно и мучительно — да. При одной мысли, что фальшивый профессор может запереть её в подвале без еды и воды, внутренности будто сковывает толстой коркой льда.

Нет, так дело не пойдёт.

Нужно действовать решительнее.

Резко подавшись вперёд, она ухитряется извернуться, приподняться на цыпочки и вцепиться зубами ему в шею — но не игривым лёгким укусом, как во время их бурных совокуплений, а самым настоящим — яростным, безжалостным и агрессивным. Торп негромко шипит от боли, и Аддамс мстительно сжимает челюсти ещё сильнее, ощутив во рту металлический привкус чужой крови.

— Совсем рехнулась?! — он наконец разжимает стальную хватку на ноющих хрупких запястьях и одним грубым толчком отшвыривает её прочь.

Не сумев удержать равновесия, Уэнсдэй отлетает в сторону на добрых полтора метра и позорно валится на пол, больно приложившись спиной и затылком о кухонный шкафчик.

От сильного удара на пару секунд темнеет в глазах — а когда зрение фокусируется, она вновь видит направленное на неё дуло пистолета. Oh merda, вот и конец.

Но умирать на коленях она не намерена, это слишком унизительно. Слишком жалко.

Поэтому Аддамс цепляется рукой за столешницу кухонного гарнитура и медленно поднимается на ноги, стараясь игнорировать пульсирующую боль в затылке.

— Ты наглухо поехавшая, — хмуро констатирует профессор, свободной рукой коснувшись своей шеи и стирая алые бисеринки крови, выступившие на месте яростного укуса.

— Зато я не похищаю людей, — колко отрезает Уэнсдэй. Приходится приложить немало усилий, чтобы голос прозвучал ровно и бесстрастно — но она никак не может отвести взгляд от чёрного дула, и сердце в груди предательски сжимается вопреки всем законам нормальной анатомии.

Интересно, это будет очень больно?

Куда он выстрелит? Сразу в лоб или сердце, чтобы она умерла мгновенно? Или в грудную клетку, чтобы она мучилась, захлёбываясь собственной кровью? А может, в живот?

Oh merda. Всю свою жизнь Аддамс философски относилась к смерти, будучи твёрдо убежденной, что это единственная неизбежная вещь. Ты можешь добиться небывалых высот, обрести бесчисленные богатства, положить к своим ногам весь мир — но однажды настанет момент, когда старуха с косой сожмёт костлявые пальцы на твоём горле, и деваться будет некуда. Но теперь… Когда она стоит посреди кухни убогого дома Торпов, выкрашенного уродливой голубой краской, Уэнсдэй вдруг понимает, что совсем не хочет умирать.

Не здесь. Не так. Не сейчас.

Она ведь так много не успела сделать.

Не стала всемирно известной писательницей, не побывала на всех шести континентах… да даже в Италию ни разу не съездила, постоянно откладывая путешествие на потом. И это только первое, что приходит на ум.

— Успокоилась наконец? — раздражённый голос фальшивого профессора вырывает её из пучины тягостных сожалений об упущенном.

Отчего-то он не торопится стрелять — и у Аддамс возникает нехорошее предчувствие, что лёгкая и быстрая смерть ей не светит.

Пока она лихорадочно раздумывает, каким образом можно спровоцировать его спустить курок, Ксавье тяжело вздыхает и потирает переносицу двумя пальцами, чуть обагрёнными разводами крови.

— Я не профессор, но и не маньяк, чёрт тебя дери. Можешь не верить, но я никого не похищал и не убивал, — внезапно говорит он со смутным подобием усталости в ровном тоне.

— Маньяк сказал бы тоже самое, — и хотя она слегка выбита из колеи столь неожиданной репликой, Уэнсдэй искренне недоумевает, с чего вдруг она должна поверить ему на слово.

— Я понимаю, — Торп коротко кивает головой в знак согласия и подозрительно щурит насыщенно-зелёные глаза. — Давай заключим сделку. Сейчас я уберу пистолет, а ты не выкинешь никакой несусветной дичи. Не будешь верещать и не попытаешься сбежать.

Аддамс презрительно фыркает.