Читаем Игра в классики полностью

Лучшее качество моих предков — это то, что они умерли; скромно, но с достоинством я ожидаю момента, когда это качество перейдет ко мне по наследству. У меня есть друзья, которые обязательно сделают из меня статую, я буду лежать ничком и разглядывать лужу с настоящими лягушками. Если бросить в щель монетку, я начну плеваться водой, а лягушки поднимут переполох и проквакают полторы минуты, время, достаточное для того, чтобы статуя перестала вызывать интерес.

(-113)

108

— Клош, клошар,[748] клошарка, клошарить. В Сорбонне даже как-то состоялась защита диссертации о психологии клошаров.

— Очень может быть, — сказал Оливейра. — Зато у них нет Хуана Филлоя[749], который написал бы им «Толпу». А что сталось с Филлоем, че?

Естественно, Мага этого знать не могла, прежде всего потому, что не подозревала о его существовании. Пришлось объяснить ей, кто такой Филлой и что это еще за «Толпа». Маге очень понравилось содержание книги и то, что креольские линьерос — это все равно что клошары. Она была твердо убеждена, что оскорбительно путать линьерос с нищими, и ее симпатия к клошарке с моста Искусств имела основания, которые теперь казались ей научно подтвержденными. Особенно в те дни, когда она узнала, гуляя по берегу, что клошарка влюблена, симпатия и пожелание, чтобы все кончилось хорошо, стали для Маги как пролеты моста, которые всегда приводили ее в восторг, или как куски жести или проволоки, которые попадались Оливейре под ноги во время прогулок.

— Филлой, черт побери, — говорил Оливейра, глядя на башни Консьержери[750] и думая о Картуше[751]. — Как далеко отсюда моя страна, че, просто невероятно, что в этом безумном мире оказалось столько соленой воды.

— Зато воздуха гораздо меньше, — сказала Мага. — Всего-то тридцать два часа лету.

— Ну да, конечно. А что ты скажешь насчет того, где деньги взять?

— И о желании ехать. У меня нет никакого.

— У меня тоже. Но представь, что есть. Все бывает.

— Ты никогда не говорил о том, чтобы вернуться, — сказала Мага.

— А никто и не говорит, это просто так, грозовой перевал[752], никто об этом не говорит. Просто, когда в кармане пусто, чувствуешь себя обезьяной.

— В Париже все бесплатно, — процитировала Мага. — Ты сам так сказал в тот день, когда мы познакомились. На клошаров смотреть бесплатно, заниматься любовью бесплатно, говорить тебе, что ты плохой, бесплатно, не любить тебя… Почему ты переспал с Полой?

— Это все из-за запахов, — сказал Оливейра, садясь на обломок рельса у самой воды. — Мне показалось, она пахнет «Песнью песней», индийской корицей, миррой, чем-то таким. И так оно и есть.

— Клошарка сегодня не придет. Иначе уже была бы здесь, она почти всегда приходит.

— Их иногда забирают в участок, — сказал Оливейра. — Чтоб вшей извести, я думаю, или чтобы город спал спокойно на берегах своей невозмутимой реки. Клошар — это еще более неприлично, чем жулик, это известно; но поскольку с ними ничего нельзя поделать, лучше оставить их в покое.

— Расскажи мне про Полу. А тут, может, и клошарка придет.

— Почти ночь на дворе, американские туристы вспоминают об отелях, они уже стоптали ноги, накупили кучу всякого дерьма и обзавелись полным собранием сочинений де Сада, и Миллера, и романом «Одиннадцать тысяч ударов»[753], и художественными фотографиями, и фривольными открытками, и романами Саган, и работами Бюффе[754]. Смотри, у моста почти никого нет. А Полу оставь в покое, не стоит про это рассказывать. А вот и художник сложил свой мольберт, больше никто не остановится посмотреть, что он там рисует. Просто невероятно, как все отчетливо видно, воздух будто вымыт, как волосы той девушки, которая бежит вон там, видишь, в красном платье.

— Расскажи мне про Полу, — повторила Мага, слегка ударив его по плечу тыльной стороной ладони.

— Чистая порнография, — сказал Оливейра. — Тебе не понравится.

— Но ей ты наверняка про нас рассказываешь.

— Нет. Разве что в общих чертах. Что я могу ей рассказать? Пола не существует, ты же знаешь. Где она? Покажи мне ее.

— Софизмы, — сказала Мага, которая запомнила этот термин из разговоров Рональда с Этьеном. — Здесь ее, может, и нет, но она есть на улице Дофин, это уж точно.

— А где эта улица Дофин? — сказал Оливейра. — Tiens, la clocharde qui s’amène.[755] Че, да она великолепна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее