Следствие, проведённое вернувшейся из курилки Елизаветой Петровной, корысти никакой в действиях тёти Маши не обнаружило. Кандидаты и аспиранты получили от неё по ушам разными грубовато-товарищескими словами. А когда вернулся Виктор Михайлович... О, что было, когда вернулся от директора института Виктор Михайлович!
Он топал ногами. Он брызгал слюной. Он краснел лицом. Он кричал так, что регулировщик на перекрёстке напротив здания института нервно хватался за ярко-жёлтую кобуру.
- ...И всё, - внезапно спокойно закончил Виктор Михайлович и вытер пот со лба. - И можете теперь идти в кадры и писать по собственному желанию. Потому что - всё. Ясно вам, бездельники?
Слово "бездельники" он произнёс так, что сразу стало ясно, что действительно же - бездельники, что дела то никакого и нет, что раз нет дела, значит, все без него, а раз без него, то - в кадры и по собственному желанию.
Но вдруг...
Как в самой настоящей сказке, все хорошее случается вдруг. Большой чёрный телефон (специальная ударопрочная модель) проиграл короткую мелодию, а в трубке, поднятой лауреатом и орденоносцем, раздался строгий голос:
- Товарищ Пустельга? Виктор Михайлович? Это с охраны беспокоят. Тут товарищ Рябов до вас просится. А мы пропустить не можем - нет заявки. Это как, значит?
И хотя Виктор Михайлович умудрился и в трубку что-то такое сказать, как своим сотрудникам, но Елизавета Петровна уже говорила сухо и вежливо с товарищем Рябовым, который был сержантом косморазведки. Тем самым, что первым из людей ступил на поверхность планеты с длинным индексом вместо названия. Ну, тем ещё, который поднял с почвы у самого трапа странное хрустальное яйцо.
- Так мне тут передали ваш интерес, - по-южному смягчая согласные и слегка окая говорил он Елизавете Петровне. - Так я вам тут привёз цельный ящик, значит... Чего ящик? Ну, этих, яиц хрустальных, значит. Сказано было - в вашу лабораторию. Я так сам и завёз - мне не трудно по дороге-то.
Если снять такое в кино, никто не поверит. Как прыгала и орала вся лаборатория. Как летали белые листы бумаги над головами. Как поднимались шторы. Как потом все - все-все-все, от докторов до аспирантов - с грохотом и лихим посвистом ринулись вниз по широким лестницам института, игнорируя лифты. Как обнимали невысокого сержанта косморазведки Рябова и жали ему руку. Как он смущённо улыбался и отвечал, что ладно вам, товарищи, там этих яиц - завались. Я ещё привезу, если что. И сколько хотите, столько и привезу, если что.
А потом все вместе несли ящик. Маленький такой ящик, как посылочный. В нем таких яиц, сказал сержант косморазведик Рябов, штук полста. Вся лаборатория выстроилась клином, раздвигая встречных. Сзади шли два аспиранта, которым не хватило места в первом ряду, и корчили страшные рожи всем, кто пытался перегнать процессию. А сам ящик несли, крепко ухватившись с двух сторон, лично Виктор Михайлович Пустельга и его верный заместитель Елизавета Петровна Забудько.
- И только вот не вздумай теперь при молодежи ляпнуть про бабу. Не прощу, - шипела сквозь зубы Елизавета Петровна.
Виктор Михайлович показывал недоумение седыми бровями. Вчера он свою принцессу - он говорил "королевишну" - не принимал, и уже забыл, о чём, собственно, разговор.
В лаборатории, тщательно заперев дверь и погрозив ей кулаком, Виктор Михайлович дал отмашку - вскрывайте.
В ящике, пересыпанные мелким белым песком, лежали и сверкали в солнечных лучах хрустальные яйца. Затаив дыхание все смотрели на них, предвкушая, сколько ещё всего можно с ними сделать.
Но тут строгая Елизавета Петровна сказала:
- Лежат.
Она была доктором и лауреатом. Она сразу увидела.
- Что? - повернулся к ней всем телом Виктор Михайлович, уже ощущая всем телом вибрацию приближающейся катастрофы, как животные предугадывают землетрясение или цунами. - Что, Лизанька?
- Они лежат.
Вынутые из ящика яйца лежали на всех плоских поверхностях в лаборатории. Просто так лежали. Ни одно не встало на острый конец. Даже на тупой - не встало. И были они, эти яйца, обыкновенным стеклом на вид.
- Ну, и что я теперь напишу в отчёте? - слабым голосом спросил Виктор Михайлович, когда очередное яйцо подхваченное им, разлетелось в осколки о закрытую бронированную дверь. - Что я напишу? Что мышка бежала? Хвостиком махнула?
- Молчи, Витя. Молчи. Будем снова связываться с Рябовым. Он сказал там этого добра - завались.
- А если там, как у той курочки-Рябы - только простые...
- Жили-были дед, да..., - начал грустно кто-то из аспирантов и тут же заткнулся, напоровшись на бешеный взгляд Елизаветы Петровны.
-- Выборка
- Здравствуйте! Поздравляю вас с прибытием на свободную землю!
Чиновник в мундире улыбался душевно, как будто встретил дальнего любимого давно не виданного родственника. Не зубы наружу, не напоказ, а именно - от души, с огоньками в глазах, с добротой в ямочках на щеках. Иван тоже разулыбался в ответ. Ему было приятно такое внимание.
- Подойдите к терминалу и ответьте на поставленные вопросы, пожалуйста.
- А зачем? - так же улыбаясь, спросил Иван.