Игра в кости

— А, понятно.. Музеи, парки всякие. Это правильно. Сам-то я хоть и питерский, но вот знаешь — до сих пор в Эрмитаже не был! В Русском музее был, а в Эрмитаж не ходил никогда… У вас в Москве только в Кремлёвском музее был… Да, о квартире этой… о комнате… Палыч говорил тебе?

— Что говорил? — не совсем трезво спросил я.

— Нехорошая эта комната. Да и квартира вообще. Ты думаешь, почему Палыч с дачи не вылезает? Почему я на Охте живу, когда тут работаю?

— На Охте? — спросил я. — Это где хотели небоскреб Газпрома строить?

— Хотели. Перехотели уже. Есть Малая и Большая Охта. Малая Охта в большей степени сталинская, а Большая — хрущёвско-брежневская. Строить собирались в муниципальном округе Малая Охта… Место — так себе. Отстаёт от центра район и от других частей города тоже отстает. Болото, как есть болото, и если бы построили там, то району была бы очевидная польза. Я-то на Большой Охте живу, на Энергетиков, в девятиэтажке. Хуже этого быть не может.

— Почему хуже не может?..

— Как почему? Для нас это вообще очень плохо. Метро далеко. Балкон выходит прямо на проспект, шум от машин круглосуточно. Слышимость в доме — идеальная, и если в соседнем подъезде кто-то что-то сверлит или окна меняет, житья, считай, целый день нет. Домик вроде не новенький, брежневской поры, а жильцы все сверлят и сверлят. Зимой батареи чуть теплые, летом горячую воду отключают. На балкон не выйдешь, окно не откроешь. То кто-нибудь что-нибудь жарит на плохом масле, то курит какая-нибудь блядь, то красит чем-то вонючим, то та же блядь так духами обольется, что через два этажа доносится. А здесь и днем, и ночью тихо все. Мирно, как на кладбище…

— Тогда почему здесь не живешь?

— Здесь? А где? В комнатёнке? Ну, во-первых — семья. Жена, ребенок… им всем пространство нужно, понял, да? И потом — я ж говорю, тут как на кладбище. Нехорошее здесь место, квартира в смысле.

— Нехорошая квартира? Как у Михал Афанасьича? — спросил я, а сам подумал: «с чего бы вдруг он со мной так долго болтает? Зачем ему это вообще? Неужели исключительно из-за халявного пива? Или у него профессиональный интерес?»

— А вот не смейся, — отвел глаза Игорь. — Тебе что, Палыч ничего не рассказал? Ни о чем не предупреждал?

— О чем? Он предупреждал, чтобы я почту из ящика регулярно вытряхивал и в коробку складывал. Чтобы не ссал мимо унитаза и воду за собой до конца сливал. Чтобы краны все перекрывал и двери запирал на положенные замки. Чтобы все обесточивал и окно закрывал, когда ухожу. Чтобы баб сюда не водил, но на этом он как-то не особо сильно настаивал…

Тем временем мы продолжали пить чешское пиво. Где-то на задворках сознания возникла идиотская мысль, что зря я трачу такой напиток на человека, которого вижу первый раз в жизни. А возможно — и в последний. Но потом вспомнился один из «природных законов» человеческого общества: жить настоящим, а не прошлым и не будущим; то, что даровано сегодня, направлять на сейчас, и лучшее, что можно сделать, всегда надо делать здесь и сейчас. Как-то плохо последнее время у меня с формулировками.

— Вот это он зря, — неодобрительно покачал головой капитан.

— Ты про баб?

— Нет. Про окна. Если окна летом закрыты — значит, дома никого нет, верный знак тем, кому приспичило незаконно поинтересоваться содержимым чужой квартиры… Так, о чем это я?

— Говорил, что нехорошее это место. А почему — так и не объяснил.

— А, да. Значит, Палыч ничего тебе об этом не сказал? — уже в третий раз спросил меня Игорь.

— Да нет же, говорю. А что он должен был сказать-то? О чем «об этом»?