Игра в кости

— Слушай, значит. По ощущениям могу так сказать, что квартире в этой все обостряется, если ты понимаешь, о чем я. Но обостряется в негативном плане. Вот я. Если приходил в хорошем настроении — оно улетучивалось, а вот если раздраженный — просто сатанел! То слишком душно, то чересчур холодно, то излишне громко, то слишком тихо — не слышно ничего. Я не мог тут долго находиться — хотелось бежать и бежать как можно дальше. Это непонятное чувство постоянно преследовало меня, будто сама квартира испытывала неприязнь ко мне и вообще ко всем своим жильцам. Центром негатива была эта самая комната, где сейчас ты проживаешь. История у комнаты прямо скажем нехорошая. Сначала в ней жил какой-то мужик, который в один прекрасный момент пропал без вести — тела так и не нашли. Исчез с концами. После туда въехала молодая девушка с матерью. Мать долго и тяжело болела, а дочь ухаживала за ней. Женщина очень мучилась, кричала, царапала стены от боли, словом кошмар. Умерла она так же в страшных страданиях, а дочь сразу же съехала отсюда, так как по ночам ей мерещились крики и стоны матери. Потом комната эта пустовала — в ней никто не жил и никто ее не снимал. Зато негатив мало-помалу расползался по всей квартире. Палыч, когда напивался, уверял, что тут поселилось абсолютное зло. Я вообще тот еще скептик — но тут поверил, так как со здоровьем конкретные проблемы начались. И ты знаешь, после того как я спешно отсюда сбежал, даже половину вещей тут оставил, здоровье пошло на поправку! Не сразу конечно, но все-таки. Да и настроение выправилось, что при моей работе немаловажно. Сейчас я здоров, словно космонавт.

— Прямо для голливудского ужастика, — попытался пошутить я. — А как же Дмитрий Паплович?

— А что Палыч? Он тут практически не бывает никогда. У него дача со всеми удобствами — теплый зимний дом в Ольгино… Ух, засиделись мы… в таком виде мне уже нельзя за руль, здесь переночую. Ничего, если всего одна ночевка, то можно. Не повредит.

А за окном продолжалась питерская белая ночь. Конечно, белые ночи не только местное явление, но здесь они стали своеобразным символом. Брендом. Именно в данный период остро ощущается мистицизм города, ведь именно в эти дни Петербург преображается, обостряя восприятие всех, кто хоть раз видел его в самую прекрасную пору…

Уже второй час я сидел на кухне питерской коммуналки и пил пиво с ментовским капитаном. Вероятно, он давно сказал всё, что хотел сказать и от ненужных ему тем умело уходил. Разговоры велись обо всем не свете, но почему-то неизменно сводились к обсуждению: смысла жизни, баб, и к оценке внутриквартирного абсолютного зла, в существование коего, честно говоря, верилось с большим трудом.

— Погоди, — наконец произнес я после очередного глотка, когда в моем мозгу забрезжила реальная возможность вылезти из порочного круга тягостных тем, — вот милицию переименовали в полицию, а ОМОН в ОПОН нет. Почему? Этот вопрос мучит меня.

— Не боись, — убедительным тоном произнес мент, — всё учтено великим ураганом. Еще приказом министра Нургалиева отряды милиции особого назначения официально именуются «ОМОН», но расшифровываться аббревиатура стала иначе, как «Отряды мобильные особого назначения».

— О, спасибо. Ты излил бальзам на мою израненную сомнениями душу. Вообще-то я другое хотел спросить.

— Спрашивай — отвечаем, если не затрагивает служебных тайн и профессиональных секретов.

— Ты же, наверно, юрист по образованию?

— Уголовное право, Юрфак универа. — спокойно подтвердил капитан. — А что, тебя это так волнует?

— Вот смотри, — тихо проговорил я. — Человек бесследно исчез, но оставил записку, что так, мол, и так, добровольно ухожу из жизни. Записка написана от руки, кровью. Кровь и почерк пропавшего. С тех пор вообще ни слуху, ни духу, тело не найдено. Дело должны возбудить?

— Не обязательно, — задумчиво сказал Игорь, почему-то поморщившись. — Вот если бы заявление от родственников или, например, с работы, то должны. Но как будут это дело вести, тут уж иной вопрос. Это у тебя личный интерес, или так, сугубо литературный?

— Сугубо литературный, — нетрезво кивнул я, — но и личный тоже.

— Слушай, а у тебя только пиво? Ничего посущественнее нет?

— Да нет как-то… С меня и пива вполне достаточно.

— Тогда, — вдруг совершено трезво подмигнул мне мент, — мы Палыча сейчас раскулачим. Ну-ка подвинься… — с этими словами Игорь ловко, одним движением, отпер столик Дмитрия Павловича и, как эстрадный фокусник, погрузил туда руку по самое плечо. Затем его лицо приобрело необычайно счастливое выражение, а в вынутой наружу руке оказалась бутылка водки с подозрительным названием «Горячка».