Игра в метаморфозы

– Никаких. Только внутреннее убеждение, которое возникает, когда в первый раз приходишь на место преступления. Ты знаешь, это бывает важно…

«Да уж… – подумала она. – Бывает, что первое впечатление оказывается ближе всего к истине».

– И потом, судя по информации из «черного ящика» грузовика, они останавливались еще раз, за несколько сот метров от того места. Для чего понадобилась первая остановка? Потом они поехали дальше – и на этот раз окончательно остановились, отъехав метров триста. Там, где их убили.

Болкан пришел в изрядное возбуждение. Рассказывая, он смотрел то на профессора, то на лейтенанта, словно стараясь уловить их малейшую реакцию.

– Твой напарник покончил с собой именно из-за этого случая? – тихо спросила Лусия.

Двухцветное лицо повернулось к ней.

– Он не кончал с собой. Его нашли повешенным, а это не одно и то же.

– Что ты хочешь сказать?

– Он позвонил мне накануне вечером, чтобы сообщить, что знает, кто убийца.

Лусии показалось, что полумрак в маленькой гостиной-библиотеке внезапно сгустился. Снаружи в темноте прозвучали удары колокола: семь часов. Звук был хрупкий, хрипловатый, но умиротворяющий. Этот звук веками успокаивал обитателей городка в их нескончаемой борьбе с демонами. А на самом деле демоны были в них самих.

– Он назвал тебе имя?

– Нет, он так и умер, храня свою догадку. Он собирался назвать мне его, но сначала хотел получить доказательства.

Она задумалась.

– То есть ты считаешь, что здесь речь идет еще об одном убийстве?

– Да, – ответил Болкан. – Вне всяких сомнений. Нет, наверное, смысла говорить, что все годы я думал над этой историей. Чуть с ума не сошел. Кончилось тем, что я очень устал. Но ведь там еще был ребенок…

При последнем слове сердце Лусии сжалось.

– Да… А что же сталось с мальчиком, как по-твоему? У тебя есть гипотезы?

Он помедлил и с бесконечной печалью на нее взглянул.

– Не знаю, что хуже: разыскивать погибшего ребенка или ребенка, который, может, и остался в живых и был жив какое-то время, пока его не перестали искать.

Эта мысль потрясла Лусию.

– А у тебя есть дети? – вдруг спросил он.

– Сын, – ответила она, немного поколебавшись.

– Сколько ему?

У нее внезапно пересохло во рту.

– Девять лет.

– Оскару было столько же, – заметил Болкан, бросив на нее проницательный взгляд. – Они такие славные в этом возрасте…

Ее передернуло. И вдруг очень захотелось прекратить этот разговор. Вероятно, Сесар уловил ее состояние, потому что покатил кресло по паркету, подъехал к книжному шкафу, взял с полки тетрадь в черной кожаной обложке, вернулся к ним и, подавшись к Лусии, протянул ей тетрадь.

– Если где-то и существует ключ к разгадке этой тайны, то он находится здесь, – сказал он. – Но я оказался неспособен его найти. Однако рукопись я читал и перечитывал. Это дневник моего напарника Мигеля, который тот вел перед смертью. Он был среди конфискованных вещей, и я его сохранил. Я ведь уже говорил вам, что долго был одержим этой историей…

27

Вечер субботы

Было уже одиннадцать вечера, когда Лусия оторвалась от чтения. Она часа два просматривала дневник Мигеля Феррана и так увлеклась, что забыла, где находится.

Этот дневник произвел на нее огромное впечатление: ведь он был подлинным свидетельством человека, которого не оставляли мысли о смерти молодой пары и особенно – о судьбе маленького мальчика, который в буквальном смысле этого слова исчез с лица земли. Когда-то Мигель бросил все силы на то, чтобы докопаться до истины, и кончилось тем, что эта борьба измотала его и физически, и морально. Все следователи когда-нибудь подпадали под влияние из ряда вон выходящего дела, которое не дает ни секунды покоя. Бо́льшая часть из них быстро приходила к выводу, что от такого дела надо дистанцироваться. Но некоторые становились буквально одержимыми, теряли сон и аппетит, забывали о семье, замыкались в себе и достаточно быстро приставали к берегам безумия. Лусия догадывалась, что если не найдет убийцу ее напарника, с ней произойдет то же самое.

К несчастью, в дневнике больше шла речь о переживаниях автора и его погружении в черные мысли, чем о самом расследовании. От страницы к странице становилось все яснее, как его засасывает скверное психологическое состояние. Настроение его постепенно съезжало от депрессии к настоящей деменции. Возможно, больше всего на это повлиял тот факт, что к событию, самому по себе жуткому, примешалось еще острое ощущение беззащитности ребенка. Все это вместе и свело Мигеля Феррана с ума. Он начал подозревать, что за трагедией стоит некая сеть педофилов. Но тогда к чему такая мизансцена? Что-то тут не клеилось. А если целью убийц была именно мизансцена, то что они сделали с ребенком? Снова те же вопросы, на которые нет ответа. По всей видимости, в этом пазле расследованию Гражданской гвардии недоставало главного кусочка. Но Ферран все-таки позвонил Сесару Болкану и сообщил, что знает, кто убийца. Перед тем, как повеситься.

Или перед тем, как его повесили…