Игра в «Мурку»

Серега между тем, чтобы поддержать разговор, задал Баронессе несколько вопросов о Теодоре, о его работе, на что Баронесса отвечала не столько уклончиво (уклончивость не была ей свойственна вовсе), сколько с оглядкой на ШАБАК, то есть говорила о том, как Теодор увлечен работой, как можно понять по его лицу, когда он спит, что он и во сне продолжает округлять какую-то функцию — в общем, те милые глупости, которые горазды сочинять умные женщины. Но Серега немного расстроился, хоть и не подал виду: все-таки с ним осторожничают. Наконец, Аталия разделила одну гору одежды на два холма, большой и маленький, и тот, что меньше (честь ее экономности!), отнесла на кассу. Пакет Аталии поручили нести Сереге (а вы думали, для чего привлекают нас женщины к шопингу?), и так они отправились на «шук Кармель», как мы уже объясняли — рынок, в солнечный день скрывающий под сероватыми матерчатыми навесами и продуваемыми сквозь прорехи маркизами дешевое изобилие. В тесных его проходах разминался Серега с другими интересными дамами, да так близко из-за тесноты, что у него, человека совестливого, привыкшего к своей отдельности, обострившейся в высоковольтном небе Димоны, эта неожиданная близость вызывала странную неловкость, и он даже подумал, что неплохо бы среди всех этих рыб, пит, дешевых конфеток, апельсинов, красных помидорных холмов, стопок полотенец со знаком какой-нибудь турецкой гостиницы открыть «басту» (офис) психоаналитика.

Теодор тоже иногда проходил здесь по дороге в книжный магазин, когда забывал дома очки для чтения, а здесь их — море, вернее, гора на прилавке. Только однажды он никак не мог найти эту гору, запаниковал и спросил у продавца, что стоял за другою горою — за горою трусов: а где тут «баста» с очками?

— Через две, там Хаим торгует, — махнул продавец рукой и добавил: — Передай привет от Моше.

Благодарный Теодор купил пару трусов из очень тонкой материи, зато в горошек (в таких не ходят к врачу и не показываются на глаза любимой женщине, а надевают, например, во время затяжного расстройства желудка).

— Привет тебе от Моше, — сказал Теодор продавцу и принялся выбирать очки.

Продавец так обрадовался и разулыбался, будто и Теодор, и продавец трусов были его родные братья, уехавшие годы назад на каторжную работу в Америку и сию минуту сошедшие с корабля на «шук». И поэтому пара очков досталась Теодору с дополнительной скидкой в пять шекелей, хотя очки и так были дешевы, дальше некуда. Любит, любит привередливый Теодор эту ближневосточную открытость души. Нет таких душ нараспашку ни в каких северных краях, сколько ни ищите! И в России тоже нет таких, даже на Кавказе!

Дамы же по «шуку Кармель» прошлись, кажется, больше для Серегиного удовольствия и знакомства с местом, купив лишь какую-то мелочь, вроде носочков, и в конце рядов спросили Серегу, нравится ли ему тель-авивский шопинг. Серега ответил галантно, что удовлетворен вполне.

Еще завернули они на улицу Алленби, где тоже есть магазины, и даже несколько книжных. В одном из них купил Серега книгу майора Пронина о спецподразделениях Еврейского Государства, довольно длинный перечень этих подразделений приводился в конце книги с адресами и местами расположения, Серега прошелся по нему ревниво, проверяя, не закрались ли ошибки, не перепутал ли чего-нибудь Пронин, после чего зевнул и сказал, что нужно ему съездить на улицу Жаботинского в Рамат-Гане, где, как помнит читатель, проживает пара пожилых русских агентов, от которых был звонок Сереге с просьбой приехать по какому-то важному и срочному делу.

— Какие у них могут быть важные и срочные дела? — еще раз зевнул Серега. — Кстати, там недалеко есть улица Гоголя, нет… Герцена, нет… Герцля, вот! И на ней тоже немало неплохих магазинов, — добавил он.

Лица пожилых русских агентов были напряжены: приезжал «шалиах» (гонец на мопеде), привез шифрограмму: Серегу срочно отзывают в Москву.

ТЕОДОР НА РАБОТЕ

Разные бывают дни у Теодора на работе. Бывает, встает перед ним вечером задача, к которой никак не подступиться. А на следующее утро — вдруг каскад идей и весь план как на ладони. Засучивает рукава Теодор и блок за блоком пишет компьютерный код, сначала резко индивидуальный, совершенно новый, а затем, когда утомится, — тот, где можно обойтись отработанными фрагментами. В такой день может он начать в семь утра, закончить в девять вечера и почувствовать, усаживаясь за руль и направляясь к дому, ту приятную истому хорошо прошедшего дня, которая наверняка знакома читателю.