Игра в «Мурку»

Ехали в двух машинах: в одной – Виктор с Аталией и Аркадий с Борисом, в другой – Серега вольготно развалился на заднем сиденье за спинами Теодора и Баронессы. В обоих автомобилях молчали поначалу, слушая радио. По выезде из Гуш-Дана пространство раздвинулось несколько, и деревенские виды стали позировать пассажирам, лаская зрение широкими (в масштабах Еврейского Государства) полями и холмами (горами по-местному) на не очень дальнем горизонте. Где-то поля были зелеными, где-то хлопок выбивался из коробочек, где-то была просто голая земля, причем с одной стороны дороги совершенно черная, а с другой – совершенно рыжая, одна из многих деталей, делающих эту страну похожей на фантазию художника-модерниста. И хоть был у полей, холмов и горизонта вид как будто фабрично-клумбовый, а все же возбуждаемое пейзажем чувство было просторное, широкое, и столбик настроения пассажиров-экскурсантов все полз и полз вверх. Теодор вел автомобиль, шедший первым, и во второй машине вскоре соскучились по возможности побалагурить с Серегой, чей затылок перечерчивался частыми линиями обогревателя заднего стекла.

– Есенин, – раздался после звонка голос Бориса в сотовом телефоне Сереги, – как тебе виды вокруг? Чем отличается, на твой просвещенный вкус, еврейский шелк от русского ситчика?

– Не знаю, что прикрыть этим шелком, – отвечал Серега, – прикроешься спереди – покажешь неуважение к тем, кто сзади, закроешь зад – спереди конфуз.

– Великодержавный шовинист с сексуальными комплексами! – прокомментировал Борис.

– Серега! Не стесняйся, ты в Еврейском Государстве! Думай не об одежде, думай о походке! – встревает в беседу Аталия. – Походка должна быть раскованной и свободной, шелком лучше прикрой макушку от солнца.

– Серега! Пива хочешь? – прозвучал немного издалека голос ведшего машину Аркадия.

Вскоре отчетливость полей стала сменяться какими-то не очень поддающимися пониманию городских жителей хозяйствами, а затем и вовсе пустыней. Вот объехали уже стороной Беэр-Шеву, и чем ближе к Димоне, тем больше гроздьев бедуинского жилья стали обсыпать желтовато-серые холмы. Серега заерзал на заднем сиденье.

– Однажды попросили меня одного «француза» из Парижа, навещавшего родственников в Димоне, подбросить в Тель-Авив. Тот, глядя на эти железные хибарки, все головой качал: «До чего вы их довели!»

– И что ты ему ответил? – поинтересовалась Баронесса.

– Ну, к такой фигне я еще в Африке привык. Сказал, что его слова выдают белого колонизатора и, возможно, расиста в душе. Все бы ему навязывать свои понятия о жизни всем вокруг. Люди всегда приходят только к тому, чего сами хотят. Вот пытались в России усадить евреев на землю в херсонских степях – не вышло. А сами захотели осесть, вот скоро пустыня кончится – увидишь.

– И?

– Ближе к Кирьят-Гату пошли поля, деревни. Смотрит, молчит. Вы же сами только что видели, – добавил Серега, – красиво ведь, правда?

Серега поднял голову и увидел насмешливо-ласковые глаза Баронессы, сидевшей к нему вполоборота, а в зеркале заднего вида улыбался Теодор. Серега рассмеялся.

Но вот и Димона. И оказалось, что в Димоне имеются:

1. Запечатленная в камне речевка на клумбе: «Привет, я – Димона!»

2. Все, что нужно для жизни: улица имени Голды Меир и милые клумбы на перекрестках.

3. Городской центр, в нем:

– Городской сумасшедший со стеснительными ужимками.

– Девушки, курящие на ходу сигареты (не трубки, не «косяки», не сигары, не папиросы)..

– Молодой бедуин с усами и мешками, в которых на продажу (методом маркетинга, напоминающего приступ, осаду и войну на истощение, примененные одновременно и с большой интенсивностью) имеются и лезвия для бритв, и станки к ним, и даже одна электрическая бритва, и батареек без счету (слабонервный Теодор купил, сдавшись на уговоры, лезвия, которыми, как оказалось позже, можно только кожу соскоблить с лица).

– Торговый центр с крытой галереей (любят почему-то в маленьких городах устраивать крытые галереи), а в галерее и вокруг нее – магазины, какие только душа пожелает, например магазины одежды. А в магазинах одежды – продавщицы. У одной такой заряд духов, что им можно было бы облагородить воздух всей Димоны с пригородными холмами, если бы Димона и холмы в этом хоть немного нуждались, у другой – такая короткая юбка, какую в Тель-Авиве даже кукла-манекен в витрине не рискнет надеть. Есть ювелирный магазин, в котором и серебряный Иерусалим просто, и серебряный Иерусалим в серебряной руке, и золотые слоны с черепахами, дамские сумочки с королевской символикой. Борис обратил внимание на два премилых яйца на манер Фаберже по 275 шекелей каждое.

– Есть и рынок, а в нем не только фрукты и овощи – от киви и сладкого кактуса до самой обыкновенной мокови, но даже можно начерпать из мешка грецких орехов пластмассовым совком, до боли похожим на старшего брата из нашего детства. Только тот, советский, был большой, алюминиевый. Им черпали муку или сахар из холщовых мешков подпоясанные ремешками суровые продавщицы в белых халатах.

– И брюки можно сшить на заказ.

– И постричься в парикмахерской с белыми креслами.