Игра в одного

Я дышу – без особого напряга, даже не сбился. Что мне скакалка после «бабочки» на брусьях?

– Холосо, холосо, – говорит дядька и представляется: – Ито Ясинобу. Твой тленел, цаль и бок.

– Осторожно, новенький, у нас монархия! – ржет за спиной один из альф, и «цаль» рявкает:

– Молчать! Отжались все, тлидцать лаз, быстло!

Подавив смешок, я падаю на руки вместе со всеми, а Ясинобу ходит туда-сюда, заложив руки за спину. Только после разминки он удосуживается представить меня всем, а потом, выстроив альф в шеренгу, представляет их, начиная с Джека Сименса, с которым я живу. Другие альфы не отстают от него в росте и габаритах, но даже среди них он выглядит самым альфовым альфой. Ну, еще, пожалуй хорош блондинчик, Ян Мартен, первый защитник – такой… красивый, чего уж. Реально красавчик со своими классическими чертами лица и мягким взглядом светлых глаз. Плюс, протягивая руку, он мне улыбнулся вполне искренне в отличие от того же нападающего Ивара Урисона, который мне показался довольно неприятным типом, и хмурого второго нападающего Питера Иксонса. Иен Казлаускас, второй защитник, потомок эмигрантов, вполне нейтрален, просто пофигист, третий защитник – Айко Росси, недалеко ушел.

– А за что исключили предыдущее среднее звено? – интересуюсь я, и Есинобу, сняв очки, морщится на меня, напоминая шарпея:

– Не исключали. Плишлось. Сотлясение мозга.

– Зашибись, – говорю я негромко, проклиная Кейти, который мне об этом сказать забыл.

– У нас среднее звено меняется раз в пару месяцев, – сообщает Джек, тщательно следя за моей реакцией. – Если уже очко жмет – лучше сразу свали.

– Плеклатить! – возмущается Есинобу. – За демотивацию еще десять отжиманий!

Он, похоже, раньше не команды подготавливал, а в армии служил – легко с ним не будет, это точно. Это я понимаю окончательно во время игры, оценив тактику «ближнего боя» – игроки мало перемещаются по полю на большие расстояния, зато при любом удобном случае используют разрешенные силовые приемы, толкая друг друга и отнимая мяч. Разумеется, разыграть подачи в таком урезанном составе было нельзя, но и так было ясно, что красивым спортом тут не пахнет, обычная толкучка между бугаями в форме, среди которых я как муравей на сходке жуков-носорогов. Действовать мне дают мало, и я этому рад – еще толком не вник во все нюансы, кроме того, когда надо забивать мяч и куда. Расчерченное на три стороны поле и одни ворота дезориентируют поначалу, но выбора нет. И даже когда меня сшибают с ног и я зарабатываю первый за игру синяк, я не вспоминаю Кейти плохим словом – некогда. А вот в раздевалке после, когда она забивается полуголыми, ярко пахнущими альфами – поминаю не останавливаясь, мысленно. Я забываю, что развязывал шнурки, когда прямо передо мной Ян стягивает футболку и вытирает ею влажный от пота живот. Разгоряченный после тренировок, как и все тут. Я громко сглатываю слюну и утыкаюсь в шнурки.

– Слышь, новенький, а ты гомик, что ли? – с ухмылкой спрашивает Ивар, и я вздыхаю – начинается.

– Нет, – отвечаю слишком быстро, и ухмыляются уже все, кроме Джека, который всему этому явно не рад. – Просто я… На гормонах. Надпочечники не вырабатывают свои, прохожу многолетний курс, омежьи гормоны там тоже есть. Если ты о запахе. О том, что его нет.

– Да не, – Ивар мотает башкой, стягивая шорты вместе с трусами и являя миру свой заросший рыжим пухом хобот. – Ходишь, просто, так… Ну, ты понял. И жопа у тебя круглая какая-то, как у омег.

– Урисон в жопах конечно разбирается, – закрывая шкафчик, говорит Ян. – Если б еще в омежьих… Пошли, новенький. Покажу душевые.

Я плетусь за ним следом и оказываюсь в одном большом помещении без – без, сука! – перегородок, кабинок, без всего. Они тут моются все вместе, в шаге друг от друга, тупо слив под ногами и прикрученная к стене лейка. Все. Я шагаю под одну из них, откручиваю вентиль и хмуро размазываю по плечам гель. Ян стоит рядом некоторое время, потом фыркает:

– Боюсь спросить, почему ты не снимаешь трусы.

– Стесняюсь, – бубню я, действительно тушуясь от его внимания. – Я же говорю, что на гормонах. Член… маленький.

– Настолько маленький, что…

– Как горошина.

Глаза у Яна делаются такие большие, что мне хочется заржать в голос, но я терплю, а он произносит с сочувствием:

– Прости, не хотел лезть. Это слишком личное.

– Да я привык, это нормально. Перед чужими только приходится… вот так.

– Ясно. А как ты с омегами…

– Главное не размер, а умение его применять.