— Извините, — поднялся атташе. — Очень много работы, надо идти… У нас даже сотрудников свободных нет, чтобы посылать их за кем-то в другой город!.. — сказал он на прощанье, добавив для убедительности сожалеющий взмах рукой.
— Вот видите, — произнесла Вика, когда дверь за торговым атташе закрылась.
— А почему вы меня не попросили поехать с вами? Я бы вам охотно помогла, могли бы прямо из Кембриджа с посольством связаться и все узнать…
— У вас же много работы, — совершенно искренне, сказал Виктор. — Даже больные работают, — кивнул он в сторону двери.
— Это мой муж.
Глаза Виктора удивленно округлились.
— Да, он больной, но если он начнет лечиться — нас отправят домой в Киев, и мы никогда уже не попадем за границу… Ему сразу инвалидность влепят, а я стану женой инвалида…
Виктор понимающе кивнул, хотя на самом деле только в самолете до него полностью дошел смысл ее слов.
«Хорошая женушка», — подумал он.
Рядом остановилась стюардесса с баром на колесах.
— Что желаете выпить?
— Красного вина, — попросил Виктор. Она протянула ему маленькую пластиковую бутылочку и прозрачный одноразовый стаканчик.
— Извините, а вы когда из Киева вылетели? — спросил Виктор.
— Сегодня утром.
— У вас свежих газет нет?
— Сегодняшних нет, есть вчерашние «Ведомости».
— Принесите, пожалуйста.
Пролистав принесенную стюардессой газету, он ничего интересного в ней не нашел, и пока другая стюардесса раздавала пассажирам передних рядов подносы с «одноразовым обедом», смотрел в иллюминатор на землю, то ли голландскую, то ли немецкую.
После обеда настроение немного улучшилось. Вспомнились Войчек и Рефат и, конечно, полученные от Войчека фотографии. Господь с ним, с Броницким-младшим, думал Виктор. В Киеве все выяснится. Уже часа через три ему Георгий все по телефону расскажет. А сам он еще подумает — рассказывать ли Георгию обо всем, что стало ему известно. Ощущение, пускай и временное, собственной значимости, которое подарили ему лежавшие во внутреннем кармане пиджака фотографии, заставило улыбнуться снисходительно, думая о «мобильном» Георгии, которому всегда было известно намного больше, чем Виктору. Всегда, но, кажется, не теперь.
Утром Сергей посмотрел затуманенным взглядом в окно и, увидев солнечный свет, обрадовался. Но улыбка на его помятом, бледном лице выглядела довольно болезненной. Ничего не говоря Нику, он оделся, подхватил черепаху и вышел во двор. Ник и сам подошел к окну на своей половине. Проследил, как Сахно вышел из парадного и присел на скамеечке, опустив Нину себе под ноги.
«Опять убежит», — с иронией подумал Ник и отошел к плите.
Осеннее солнце, казалось, дарило последнее тепло, пробиравшееся даже внутрь этой маленькой квартиры. Ник распахнул окно настежь. Вспомнил, что еще не умывался.
Сварил себе кофе и снова подошел к окну. Сергей все еще сидел на скамейке, опустив голову вниз, видимо глядя на свою черепаху, гревшуюся на солнышке у его ног.
Прошло еще полчаса. Ник успел побриться и позавтракать после первого утреннего кофе. День обещал быть спокойным и солнечным, но внезапно вернувшийся с улицы напарник нарушил настрой Ника на спокойствие.
Сергей опустил черепаху на пол, подлил ей в блюдце молока, потом повернулся к Нику.
— Слышишь, одолжи пару сотен! — попросил он, но голос его звучал не в пример вчерашнему твердо.
— А ты что, отдашь? — усмехнулся Ник.
— Отдам, — пообещал Сергей.
Ник видел, что Сахно полностью пришел в себя, пока сидел на солнышке. И лицу его вернулся нормальный цвет, бледность и помятость исчезли. Портить себе настроение Ник не хотел.
— Ты же опять все потратишь!
— А для чего еще бабки существуют? Для того, чтобы их в банке хранить? Да я отдам, завтра же!
Ник первый раз слышал, чтобы Сергей так твердо что-то обещал. В конце концов если не отдаст — а где ему их взять, чтобы отдать? — то в следующий раз можно будет с ним разговаривать по-другому и короче.
Получив две сотни, Сахно даже не сказал «спасибо». Молча сунул их в карман джинсовой куртки, подошел к умывальнику, набрал чашку воды из-под крана, выпил.
Потом взял кожаный чемодан и вышел.
Ник стоял оторопевший.
— Эй, — подскочил он к двери. Открыл, выглянул на лестничную площадку. — Зачем тебе чемодан?
— Не кричи! — донесся до него спокойный громкий голос Сергея. — Вечером приеду.
Проехал под домом и скрылся за поворотом улочки их похоронный лимузин с разбитой фарой.
Черепаха окунула мордочку в блюдце с молоком и чихнула. Ник оглянулся.
Ничего хорошего от этого дня он уже не ожидал. Наоборот, представил он себе, что вот сейчас зазвонит телефон и знакомый голос потребует, чтобы они через час выезжали в Трир. И что ему Ник ответит? Что Сахно поехал до вечера кататься и прихватил с собой винтовку с оптическим прицелом и глушителем? Бред!
Зачем он взял с собой чемодан?