Игра в «Потрошителя»

Осталось недолго до полуночи, когда закончатся твои мучения, Инди: всего две минуты. Эта смерть должна быть медленной, но, поскольку нам некогда ждать, мы спешим, я помогу тебе умереть, хотя ты знаешь, как мне дурно от вида крови. Никто не скажет, будто я — кровавый убийца. Я бы хотел избавить тебя от этих двух минут, но луна определяет точное время казни. Это произойдет быстро, выстрел в сердце, я не собираюсь втыкать тебе под ребра копье, как делали римляне, когда осужденный никак не хотел умирать на кресте…

_____

Райан Миллер вернулся к жизни, почувствовав, как Аттила лижет ему лицо. Пес получил разряд тайзера, спустившись с последней ступеньки лестницы, возле которой его поджидал Брунсвик. Пару минут он был без сознания, еще пару минут совершенно парализован, еще какое-то время понадобилось ему, чтобы с трудом подняться, сбросить с себя оцепенение, вызванное ударом тока, и вспомнить, где он находится. Тогда сработал самый важный для собаки инстинкт: преданность хозяину. Очки остались лежать на полу, но нюх привел его к поверженному другу. Миллер почувствовал, как Аттила толкает его головой, пытаясь пробудить к жизни, и открыл глаза: все расплывалось перед ним, но в памяти осталось последнее, что он видел перед тем, как упасть: Индиана, распятая на кресте.

Вот уже пять лет с тех пор, как он вернулся с войны, Миллер не испытывал потребности прибегать к той необычайной внутренней силе, которая позволила ему стать «морским котиком». Самая мощная мышца — сердце, он это усвоил в ту адскую неделю тренировок. Страха не было, только ясное осознание происходящего. Рана на голове — поверхностная, иначе я бы уже умер, подумал он, но вот попадание в грудь — серьезное. Тут никакой турникет не поможет, я, похоже, спекся. Он отрешился от боли, от крови, текущей из раны, сбросил с себя невыносимую слабость, зовущую отдохнуть, отдаться неге, как некогда в объятиях Индианы после любви. «Погоди немного», — сказал он смерти, отстраняя ее. Подталкиваемый собакой, приподнялся на локтях, стал шарить в поисках пистолета, но не мог его найти: наверное, выронил, когда падал; ладно, времени нет. Рукавом отер кровь со лба и в пятнадцати метрах от себя увидел сцену Голгофы, которая уже и так запечатлелась на сетчатке. У креста стоял человек, которого Миллер не знал.

Впервые Миллер дал Аттиле команду, которую никогда раньше не использовал в бою, хотя они много раз проходили ее, играя или тренируясь. Он с силой стиснул шею пса и указал ему человека, стоявшего вдали. То была команда убить. Аттила какое-то мгновение колебался между желанием защитить друга и необходимостью выполнить приказ. Миллер повторил команду. Пес бросился вперед, быстрый и неумолимый, как стрела.

Гэри Брунсвик услышал топот, понял, что происходит, и выстрелил в темноте, не целясь, в чудовище, которое уже взмыло в воздух, готовое обрушиться на него. Пуля затерялась где-то в необъятном подвале, а зубы собаки сомкнулись на запястье, сжимавшем пистолет. С воплем Брунсвик выронил оружие, забился в отчаянии, пытаясь освободиться, но Аттила всем своим весом прижал его к полу. Отпустив руку, тотчас же вонзил титановые клыки в затылок и трепал лежащего до тех пор, пока не разодрал ему горло. Так Гэри Брунсвик и остался лежать на полу, с зияющей раной, из которой толчками вытекала кровь, с каждым разом все слабее и слабее.

Тем временем Миллер продолжал ползти, опираясь на руки и единственную ногу, поскольку протез в этом деле помогал мало, и приближался к Индиане, чудовищно медленно, то и дело окликая ее угасающим голосом. Бывало, он терял сознание на несколько секунд, потом приходил в себя и двигался дальше. Он знал, что оставляет за собой на цементном полу кровавый след. Последние метры он преодолел с помощью Аттилы, который тащил его за рукав. Волк не смог пригвоздить Индиану к кресту — и опора, и балка были железные — и прикрутил ее запястья ремнями: она висела, раскинув руки, в полуметре от пола. Райан Миллер все звал ее: «Индиана, Индиана», но не получал ответа. Солдат даже и не пытался удостовериться, жива ли она еще.