Игра в «Потрошителя»

— А вам, молодой человек? — спросил Келлер у экскурсовода с самым невинным видом, которому никак не соответствовал явный сарказм, ощущавшийся в голосе.

Прыщи на лице у бедняги пылали, как вулканические кратеры. Он стоял, потупив взгляд, словно подросток, застигнутый на месте преступления, но Келлер и не думал оставлять его в покое.

— Ну же, молодой человек, не робейте. Вглядитесь пристальнее в картину и скажите мне, на кого похожа красавица Сусанна.

— В самом деле, сэр, я не знаю, что сказать, — пробормотал несчастный, готовясь пуститься наутек.

— Не знаете, что сказать, или не решаетесь? Сусанна удивительно похожа на мою подругу Индиану, здесь присутствующую. Посмотрите на нее. Видели бы вы ее в ванной, нагую, как Сусанна… — проговорил Келлер, властно обнимая Индиану за плечи.

— Алан! — вскричала та, оттолкнула его и выбежала из зала.

Гид, весь дрожа, следовал за ней.

Келлер догнал Индиану у входа и повел к машине, умоляя о прощении, не меньше ее удивленный своим поступком. Какой-то нелепый порыв: он пожалел о своих словах, едва они были произнесены. Сам не знаю, что на меня нашло; приступ безумия, не иначе, — разве в здравом уме мог бы я опуститься до такой вульгарности, совершенно чуждой моему характеру, твердил Келлер.

Картина, это картина во всем виновата, думал он. Контраст между молодой и прекрасной Сусанной и отвратительными старцами, которые подглядывали за ней, вогнал его в дрожь. В одном из похотливых старикашек он увидел себя, обезумевшего от желания, перед недоступной женщиной, которой он недостоин, и ощутил во рту горький привкус желчи. Картина не изумила его, он видел это полотно в Вене, много раз натыкался на его репродукции в книгах по искусству, но в светлом и пустом музейном зале был поражен в самое сердце, будто увидел в зеркале собственный полуистлевший череп. Тинторетто, живший почти пятьсот лет назад, открыл Келлеру его самые темные страхи: распад, смерть.

Они выясняли отношения на парковочной площадке, пустой в этот час, пока Келлеру не удалось убедить Индиану поехать куда-нибудь поужинать и спокойно поговорить. В конце концов они уселись за скромный угловой столик в одном из своих любимых ресторанов, маленьком заведении, скрытом в одном из переулков, что отходят от улицы Сакраменто: ресторанчик славился оригинальным итальянским меню и великолепной картой вин. Осушив первый бокал сладкого пьемонтского вина и немного успокоившись, Индиана высказала Келлеру, как тот унизил ее в музее, выставив перед гидом какой-то авантюристкой.

— Я не думала, Алан, что ты можешь быть таким жестоким. За все годы нашего знакомства ты ни разу не показал себя с этой стороны. Ты меня унизил, наказал, и я это почувствовала; бедный мальчик, наверное, тоже.

— Не принимай это близко к сердцу, Инди. С какой стати мне наказывать тебя? Наоборот, я не знаю, чем наградить тебя за все, что ты мне подарила. Я подумал, что тебе польстит сравнение с прекрасной Сусанной.

— С этой толстухой?

Келлер расхохотался, Индиана тоже, и безобразная сцена в музее потеряла остроту. На десерт Келлер приберег сюрприз, давно приготовленный: двухнедельное путешествие в Индию в любой форме, какую она выберет; эту жертву он был готов принести ради любви, несмотря на финансовые затруднения и на то, что тысячелетняя нищета Индии пугала его. Они могут остановиться в одном из роскошных отелей, перестроенных из дворцов, где раньше жили махараджи, нежиться на пуховых перинах и шелковых простынях, помыкая собственной прислугой, или спать на земле в ашраме, среди скорпионов: как она сама пожелает, его дело предложить. Он боялся, что недоразумение в музее испортит сюрприз, но бурная радость Индианы развеяла страхи: она бросилась Келлеру на шею, облобызала его на глазах у официанта, который принес заказ и с усмешкой наблюдал за разыгрывающейся сценой. «Ты пытаешься за что-то попросить прощения?» — спросила Индиана, сияя. Она и не подозревала, насколько пророческими окажутся ее слова.

Понедельник, 16 января

Игроки в «Потрошителя» несколько дней не выходили на связь: Абата лежала в больнице, привязанная к койке, и ее кормили через трубочку, соединенную с желудком. Болезнь прогрессировала, с каждым граммом потерянного веса девочка делала шажок по направлению к миру духов, где хотела обитать. Единственное, что мешало ей до конца осуществить твердое намерение исчезнуть с лица земли, была игра в «Потрошителя», желание раскрыть преступления, совершенные в Сан-Франциско. Как только Абату перевели из интенсивной терапии в отдельную палату, где за ней наблюдали день и ночь, девочка попросила ноутбук и связалась со своими единственными друзьями: с дедом и четырьмя подростками, с которыми никогда не встречалась лично. Этим вечером шесть экранов в разных точках земного шара засветились и вступили в контакт для новой игры, которую распорядительница Аманда назвала «дело об электрошоке».

Аманда начала с того, что огласила результаты вскрытия: их она обнаружила в конверте, на письменном столе в кабинете отца, и сфотографировала на мобильник.