Игра в «Потрошителя»

Аманда побежала вприпрыжку, сердце бешено билось. В машине было трое парней, тонущих в облаке дыма, все были в улете выше ракет, даже тот, кто сидел за рулем. Один слез с переднего сиденья и усадил Аманду рядом с водителем, черноволосым парнем, очень красивым, в готическом стиле. «Привет, я — Клайв, брат Синтии», — представился тот и до отказа надавил на акселератор, даже не дав девочке времени как следует захлопнуть дверь. Теперь Аманда вспомнила: Синтия всех знакомила со своим братом на рождественском концерте, который оркестр колледжа давал для родственников учениц. Клайв пришел с родителями, в синем костюме, белой рубашке и начищенных до блеска ботинках, не то что этот псих, бледный как смерть, с лиловыми подглазьями, который сейчас сидел с ней рядом. После концерта Клайв похвалил ее игру на скрипке преувеличенно вежливо, чуть ли не с насмешкой. «Надеюсь снова увидеть тебя», — сказал он и подмигнул на прощание, а она подумала, что плохо расслышала, ведь до сих пор ни один парень не взглянул на нее дважды, насколько ей было известно. Аманда решила, что Клайв и явился причиной странного приглашения Синтии. Этот новый Клайв, похожий на привидение, и его бешеная езда вызывали беспокойство, но, по крайней мере, это был кто-то знакомый, кого можно было попросить вовремя завезти ее в школу на следующий день.

Клайв вопил как сумасшедший, прикладывался к фляге, которая переходила из рук в руки, но ему удалось пересечь мост Золотые Ворота и двинуться дальше, по автостраде 101, ни в кого не врезавшись и не попавшись на глаза полицейским. В Саусалито Синтия и еще какая-то девчонка сели в машину, устроились на сиденьях и отхлебнули из той же самой фляжки, не удостоив Аманду взглядом и не ответив на ее приветствие. Клайв широким жестом предложил Аманде выпить, и она не рискнула отказаться. В надежде немного расслабиться она отхлебнула обжигающей жидкости: в горле запершило, на глаза навернулись слезы. Аманда себя чувствовала неловкой, лишней, как всегда, когда она оказывалась в компании; вдобавок смешной, потому что ни одна из девочек не вырядилась так, как она. Нечем было прикрыть разрисованные руки: перед тем как залезть в машину, она сунула дедов кардиган в рюкзачок. Аманда старалась не обращать внимания на насмешливый шепоток, доносившийся с задних сидений. Клайв выехал из Тибурона и долго вилял по дороге, что шла вдоль залива, потом поднялся на холм и стал рыскать туда-сюда в поисках нужного направления. Когда они наконец приехали, Аманда оказалась перед особняком, отделенным от соседних домов стеной, с виду неприступной; перед входом были припаркованы десятки автомобилей и мотоциклов. Она вылезла из фургончика с дрожью в коленках и следом за Клайвом пошла через полутемный сад. У самого крыльца, под кустом, она спрятала рюкзак, но в мобильник вцепилась, словно в спасательный круг.

Внутри было полно молодежи: кто плясал под оглушительно грохочущую музыку, кто пил, кто валялся на лестнице, среди пивных банок и винных бутылок, которые катались по ступенькам. Никаких тебе лазерных лучей и психоделической цветомузыки: пустой дом, без мебели, только в зале какие-то ящики; воздух густой, будто картофельное пюре; от дыма не продохнуть, всюду витает отвратительный запах краски, марихуаны и отбросов. Аманда остановилась в страхе, не в силах двинуться дальше, но Клайв прижал ее к себе и затрясся в ритме неистовой музыки, увлекая девочку в зал, где каждый танцевал как мог, затерянный в собственном мире. Кто-то протянул ей бумажный стаканчик — коктейль с ананасовым соком, и Аманда, у которой пересохло в горле, прикончила его в три глотка. Страх душил ее, стены сдавливали: так уже бывало в детстве, когда она пряталась в самодельном шатре, убегая от безмерных опасностей мира, от ранящего присутствия человеческих существ, от гнетущих запахов и оглушающих звуков.

Клайв стал целовать ее в шею, подбираясь к губам, и Аманда в ответ треснула его мобильником по лицу, чуть не сломав ему нос; однако это его не остановило. В отчаянии Аманда вывернулась из рук, которые шарили в вырезе футболки и под короткой юбкой, а затем стала пробиваться сквозь толпу. Ее, которая могла вынести прикосновения только самых родных людей и некоторых животных, толкали, давили, куда-то влекли чужие тела. Аманда кричала, кричала и кричала, но в грохоте музыки никто ее не слышал. Она опускалась на дно морское, без дыхания, без голоса: умирала.

Аманда, похвалявшаяся тем, что ей не нужны часы: она и так всегда знает, который час, теперь не могла бы сказать, сколько времени провела она в этом доме. Не помнила она также, довелось ли ей в течение ночи снова столкнуться с Синтией и Клайвом; знать не знала, каким образом удалось пробиться сквозь толпу и укрыться среди ящиков, на которых расставили музыкальную аппаратуру. Там провела она целую вечность, скорчившись, сложившись в сотню раз, наподобие циркового гимнаста, объятая невольной дрожью, сомкнув веки и заткнув пальцами уши. Ей и в голову не пришло выбежать на улицу, позвать на помощь деда или позвонить родителям.