Игра в прятки

Однако двенадцать лет спустя, после того как те события отступили в туман прошлого и даже мои собственные эмоции утратили четкость и глубину, второе убийство заставило меня вспомнить Вест-Пойнт во всех его страшных подробностях.

Снова и снова пытаюсь я ответить на вопросы, бьющиеся в моей голове.

Неужели я убийца?

Неужели я убила не одного, а двух мужей?

Я не знаю ответа. Не знаю! Пусть кому-то это покажется странным или подозрительным, но это действительно так.

Здесь становится ужасно холодно — порой почти так же холодно, как было тогда, накануне того Рождества, когда погиб Филипп. Мне ничего не остается, только сидеть в тюремной камере, дожидаясь начала суда.

Я решила написать обо всем, изложить произошедшее со мной на бумаге. Я делаю это в первую очередь для себя, но также и для вас. В моем рассказе будет все.

Читайте и решайте. Ведь система работает именно так, верно? Вы — мое жюри присяжных.

И конечно же, я вам доверяю. Я такая доверчивая. Возможно, именно потому я здесь и нахожусь.

Книга первая Под несчастливой звездой

Глава 1

Начало зимы, 1984 год

Снова снег. Еще один рождественский сезон. После смерти — или, как сказали бы некоторые, убийства — Филиппа прошел почти год.

Я сидела на заднем сиденье желтого такси, неуверенно пробирающегося по грязным от превратившегося в мерзкую кашицу снега улицам Нью-Йорка, и изо всех сил старалась думать о чем-то спокойном. Только, казалось, ничего спокойного в этом мире уже не осталось. Я обещала себе, что не буду бояться, но мне было очень страшно.

За мокрым, исчерченным кривыми полосами окном несчастными выглядели даже Санта-Клаусы Армии спасения. Ни один пребывающий в здравом рассудке человек не отправился бы в такую погоду прогуляться пешком, а тот, кто все же осмелился бы сделать это, не вынул бы руку из кармана, чтобы пожертвовать четвертак.

Полицейские-регулировщики напоминали заблудившихся снежных людей. Даже голуби исчезли с подоконников и крыш.

Я взглянула на собственное отражение в оконном стекле. Длинные светлые волосы, вьющиеся так, как им больше нравится. Пожалуй, лучшее из того, что у меня есть. Веснушки, скрыть которые не способно никакое количество тональной крем-пудры. Нос, не вполне соответствующий прочим пропорциям лица. Карие глаза, в которых еще тлеют полузабытые искорки. Маленький рот и полноватые губы, созданные, как шутил в хорошие дни Филипп, для любовных игр.

Мысль о бывшем муже заставила меня содрогнуться. Страшно подумать, что я когда-то могла заниматься с ним сексом.

Да, после того ужасного случая со стрельбой в Вест-Пойнте минул год. Я приходила в себя медленно, как физически, так и душевно, и процесс выздоровления еще не завершился. По-прежнему болела нога, да и мозг функционировал без той четкости и ясности, которыми я когда-то гордилась. Порой меня пугали даже безобидные звуки, в ночных улицах мерещилась несуществующая опасность. Прежде я всегда умела контролировать свои чувства — теперь же могла расплакаться без видимой причины, рассердиться на соседку за проявленную ею доброту. Я подозревала друзей и сторонилась незнакомцев. Временами я ненавидела саму себя!

Разумеется, полиция провела расследование, но до суда дело не дошло. Возможно, если бы Дженни не была так жестоко избита, если бы речь шла только обо мне, то ни раненая нога, ни окровавленные волосы не помешали бы мне отправиться в тюрьму уже в тот, первый, раз. Убедительность доводов в пользу самозащиты подкрепил только тот факт, что пострадала трехлетняя девочка.

Ни один прокурор не пожелал выступить в роли обвинителя, и Военная академия с радостью дала согласие уладить все без лишнего шума.

Офицеры — и это общеизвестный факт — не бьют своих жен и дочерей. Вообще-то в Вест-Пойнте жены и дочери как бы и не существуют. Мы всего лишь декорация.

В итоге мы сели на самолет и отправились в Нью-Йорк, где я сняла квартирку с двумя спальнями, расположенную на втором этаже унылого здания из бурого песчаника на Западной Семьдесят пятой улице. Мы подыскали для Дженни детский сад, и жизнь потихоньку стронулась с места.

Но я не нашла то, что искала, то, чего желала больше всего: начала новой жизни и конца боли.

Мне было двадцать пять лет. На мне пылала буква «У». Я отняла жизнь у другого человека, хотя и сделала это, защищая себя и ребенка.

Без мужества нет славы, постоянно говорила я себе. И действительно, в те дни меня поддерживало только мужество. У меня была мечта: продержаться больше дюжины лет.

Может быть, новая жизнь начнется уже сегодня. Но то ли я делаю? Готова ли к тому, что задумала? Или, возможно, совершаю ужасную ошибку и только поставлю себя в неловкое положение?

Я сжала ручку лежащего на коленях кейса, набитого сочиненными за последний год песнями. Песни, музыка и слова, были для меня способом избавления от боли и выражения надежды на будущее.