Шныряла переглянулась с Виком и чуть покраснела, затем отвернулась и поскорее утерла заплаканное лицо концами платка. У нее не было сил ни язвить, ни вообще что-либо говорить. Вик и Шныряла двинулись к возвышавшемуся на постаменте зеркалу. Когда они подошли, девушка поняла, что это был за звон: оказалось, зеркало покрылось сетью мелких трещин.
– Что ж, вы нашли тот самый момент, с которого ваши жизни потекли по иному руслу – черному и холодному. Хорошо, что спустя годы вам удалось исправить ошибку. Итак, если воспоминание у вас одно на двоих, то и дверь одна. Осталось назвать свои масти и войти…
Шныряла посмотрела на раму и заметила, что две ее боковые стороны красные, а верхняя и нижняя – черные. Кроме того, на каждой панели блестел серебром один из четырех символов карточных мастей.
– Дика, присмотрись. – Виктор указал на треснутую поверхность зеркала.
Шныряла прищурилась: трещинки складывались в буквы, а буквы – в слова. Кусок же зеркала из середины вывалился, за ним обнаружилась замочная скважина.
– О-о-о! – Валет захлопал в ладоши. – Итак!
– Темная? В смысле, черная? – предположила Шныряла.
– Я, кажется, понял, – сказал Вик. – Во время эпидемий люди умирают, и то, что оставляет после себя чума, – кресты. Но этому же символу поклоняются в церкви. А крест – это… трефы.
– Вас связывает одно воспоминание. Одна судьба. Одна масть – потому и ключ с дверью у вас один на двоих. Эта ли масть оставила знак на вашем прошлом? Решайте. Если да – берите ключ и открывайте!
Шныряла глянула в ярко-зеленые глаза Вика. Он чуть нахмурился.
– Крест?
– Это же Смерть. Знак Смерти.
И поняла: да, это их масть. Та, что разделила их. Смерть. После того как Вик ушел, они оба погибли и вернулись обратно нежителями, потому что обратно их тянула одна цель.
Найти друг друга.
И быть вместе.
По ее взгляду Вик все понял. Он протянул руку и провел пальцами по ее запястью, но зеленые глаза оставались холодны – так, как может оставаться холодным лишь камень. Вик потянулся к знаку треф на раме и, поддев его, вытащил ключ. Знак треф оказался головкой, от которой отходил стержень с зубцами. Вик вставил бородку в скважину, открывшуюся на зеркале, и повернул.
Раздался треск: «кр-ракс».
– Отойдите! – только и успел крикнуть Валет. – Быстрей!
Взвизгнув, он уронил алебарду и шмыгнул в другое зеркало. А зеркало-дверь тем временем задрожало и задребезжало, трещины в стекле расширились – Вик только и успел схватить Шнырялу и метнуться с ней за соседний постамент, как зеркало взорвалось, разлетевшись на тысячи осколков.
Они загрохотали, зазвенели по полу, ступеням, рамам и зеркалам. Вик прижал голову Шнырялы к груди, закрывая ее лицо от осколков.
Наконец наступила тишина, лишь время от времени звякало – отдельные осколки еще падали с постамента на пол. Вик отпустил Шнырялу, и они выглянули из-за угла. Пол сплошь покрывали блестящие осколки разных размеров и стеклянная крошка. В раме теперь темнела дверь с серебряным ключом, торчащим из скважины прямо посередине доски с нарисованным знаком треф.
– Угадали!
По другую сторону прохода Валет боязливо выглянул из-за рамы. Он встряхнулся, сбрасывая невидимые осколки с пышных одежд.
– А нельзя было без этих чертовых взрывов?! – Шныряла заскрежетала зубами. – Нам что, по-твоему, мало досталось?
Валет пискнул и спрятался вновь.
– Идиот чертов!
Девушка фыркнула и тревожно повернулась к Вику.
– Ты не ранен?
– Нет, все хорошо.
На его лице по-прежнему зеленели вспухшие жилы, и Шныряла с беспокойством оглядела юношу, но Змеевик лишь подтолкнул ее к открывшейся двери.
– Пойдем…
Они поднялись по ступеням, хрустя осколками. Вик толкнул дверь, и створка со скрипом отползла, открывая темный проход. В конце прохода виднелся тускло освещенный выход и две высокие фигуры. Через десяток шагов стало ясно, что фигуры – это рыцарские латы. В полумраке отсвечивали забрала в виде сердец, на алебардах Шныряла тоже приметила сердца. В латных рукавицах рыцари держали зеркальные щиты – в одном мелькнуло ее отражение. Вдруг латы вздрогнули и опустили алебарды, преградив путь.
– Козырь в игре!
– Давай их просто тюкнем по башке?
Вик ухмыльнулся. В уголке его губ проскользнуло то самое чувство, что Шныряла порой замечала в детстве, когда предлагала ему очередную безумную затею.
Нежность.
– Черви, – бросил он стражникам.
– Проходите.
Алебарды стали на место.
Шныряла с опаской шагнула мимо рыцарей и вместе с Виком вошла в какую-то комнату. Едва девушка привыкла к тусклому свету лампадок и огляделась, то потеряла дар речи. Ее рука тут же поползла к рукаву Вика…
– Что это… за чертовщина?