Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе

– Оторвали эту дрянь в тот самый момент, когда он Герману глотку разодрал. Сделали, значит, все дела… Нелюдимец резвый оказался, – девушка показала шрам на запястье, – вот, подарочек оставил на память… К этому подошла, – она кивнула на Германа, – а он ну что труп… Лежит синий и глаза закатил. Из горла кровища хлыщет. Короче, натурально мертвяк. Но надо же хоть как-то помочь. Горло ему зашили, травы в глотку залили и оставили у костра – переживет ночь или не переживет… Нам-то уезжать надо, а тут возись. Утром подхожу, думаю, пора могилу копать. Щупаю – теплый и дышит.

– Да уж, – ухмыльнулся Герман. – В рубашке я родился, что ни говори!

– Ага! В общем, Харман уехал, а я осталась его лечить. Кабы знала, кем он станет, – лечила бы с утроенными силами, а так – чего уж там – не хотелось обузы! Ну, и вылечила… к счастью.

Лицо юноши вновь озарила та же улыбка – так, наверное, лишь псы радуются, когда видят своего хозяина после долгой разлуки. По холодному лицу Иляны тоже скользнула ухмылка. Видимо, где-то внутри этой суровой воительницы пряталась девушка – такая же, как Санда, нежная и чувственная, но, как речная вода, скрытая под твердой льдистой корочкой.

– Возвращаюсь как-то, а он уже сидит и рукой машет. Очухался. Думаю, как так – заметил? Ну, бывает, но все же… А он оказался видящим. И с ходу: что это за чудище, как ты его победила? Ага, так ему и расскажи. Но он, видать, сам скумекал – да и не в отключке лежал все время, слышал разговоры с Харманом. Я думаю: пора отвязываться от малахольного, да еще живяка, собрала вещи и за дверь – а он следом несется: «Возьми меня с собой!»

Иляна покачала головой. А Герман лишь тихонько – чтобы Охотники не услыхали – расхохотался, запрокинув голову.

– Ну… тогда я совсем болван был.

– Ага, сейчас хоть без «совсем». В общем, решил стать Охотником. Я ему объяснила, в чем риск. Не отступает. Ну, думаю, приведу в лагерь, покажу их лица изуродованные – поймешь. Будто самому мало – горло-то перерезали, еле-еле говорил после ранения.

Герман чуть смутился, а Тео действительно разглядел у него на шее длинный рваный шрам. И еще кое-что: с правой стороны в волосах белело пятно. Седина.

– А он не отступил. Привязался, ну и… Я долго искала Названого. Годами. – Иляна покачала головой. – Я не сразу поняла, зачем вернулась. Бродила по городам в этом обличье пятьдесят лет…

– Пятьдесят лет?! – удивился Тео.

Она кивнула.

– А как сделалась Охотницей, так сразу пошла искать напарника. Но Вик-то верно говорил: найти живого, кто будет видящим и согласится стать приманкой, – где это видано? Потому и мало нас, Охотников. А становится еще меньше оттого, что многие… Когда нелюдимцы…

Иляна сдвинула брови, помолчала.

– В общем, решила, чем черт не шутит. Ведь чтобы стать Охотником, одного желания мало. Надо заслужить право носить крест.

– Крест? – насторожился Тео.

– Каждый Охотник крест носит, то есть знак скрещенных мечей нежителя и живого. Как заслужит это право, с напарником братается. Этот обряд посерьезней, чем супружеские узы. Нет, не в том смысле! – округлила глаза Иляна, когда Тео охнул. – Просто узы эти боевые. Когда человек тебе роднее брата, понимаешь? Не думай ничего такого! Ой, да что тебе объяснять, не Охотнику-то… – Девушка с досадой отмахнулась. – Не поймешь ты никогда, как это страшно, одному на нелюдимца идти…

– Почему же, – помрачнел Тео. – Пойму.

Иляна хмыкнула, но, увидев взгляд Тео, смолкла.

– Я видел нелюдимцев. Не один раз.

Внутренний голос подсказывал: про то, что сам чуть не стал таковым, лучше бы помолчать. Но в душе Тео вспыхнул огонь: ему не верили! Считали каким-то слабаком! Он сжал кулаки. Иляна же кивнула:

– Ну, тогда, может, и поймешь… Только Названому ты можешь вверить жизнь. Вот ты абы кому согласился бы? И получается такой союз: нежитель и живой, названые братья. И живут, и умирают вместе. Понимаешь?

Иляна вдруг спохватилась, бросила недовольный взгляд на Германа и покачала головой:

– Это ты, болтун, вынудил меня все рассказать! Харман узнает – три шкуры сдерет. Хотя, если честно, когда я тебя увидела, – она кивнула Теодору, – то не сомневалась, что ты один из нас…

– Так и я тоже, – поддакнул Герман. – Потому и крикнул наше тайное приветствие: «Ignis et ferro» – «Огнем и мечом». Так мы здороваемся и проверяем, свой ли человек. Шрам увидел и подумал…

Герман пожал плечами. Вдруг Тео понял, отчего парень так пристально разглядывал шрам, – думал, что он, Теодор, один из Охотников! Вот оно что! От души как-то отлегло.

– А у тебя есть шрам?

Герман потянул за шнурок и распустил ворот:

– Вот.

Тео кивнул. Значит, стесняться нечего: какое совпадение, что у них почти одинаковые шрамы! Или не совпадение? Но Тео – не один из них. Отчего-то внутри кошки заскребли от этого, да и требования Хармана не рассказывать им еще звучали в ушах…

Со стороны тракта раздался стремительный конский топот и голоса. Через несколько мгновений на тропе показались всадники, впереди всех несся Вик: косы разметались по плечам, брови сурово сдвинуты.

– Дорогу! – рявкнул он. – Бор, нагрей воды! Скорее!