Игра в «замри»

Итак, оглашены
Условия дуэли,
И приговор судьбы
Вершится без помех…
А Пушкин – точно он
Забыл о страшном деле —
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Куда ж они глядят,

Те жалкие разини,
Кому – по их словам —
Он был дороже всех, —
Пока он тут стоит,
Один во всей России,
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Мучительнее нет

На свете наказанья,
Чем видеть эту смерть
Как боль свою и грех…
Он и теперь стоит
У нас перед глазами,
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Пока еще он жив,

Пока еще он дышит —
Окликните его,
Пусть даже через век!..
Но будто за стеклом —
Он окликов не слышит,
Рассеянно молчит
И щурится на снег…

Дантес

Он был красив как сто чертей,
Имел любовниц всех мастей,
Любил животных и детей
И был со всеми мил…
Да полно, так ли уж права
Была жестокая молва,
Швырнув во след ему слова:
«Он Пушкина убил!»

Он навсегда покинул свет,

И табаком засыпал след,
И даже плащ сменил на плед,
Чтоб мир о нем забыл…
Но где б он ни был – тут и там
При нем стихал ребячий гам
И дети спрашивали: «Мам,
Он Пушкина убил?»

Как говорится, все течет,

Любая память есть почет,
И потому – на кой нам черт
Гадать, каким он был?..
Да нам плевать, каким он был,
Какую музыку любил,
Какого сорта кофий пил, —
Он Пушкина убил!

1977

Баллада о труде, или Памяти графомана

Скончался скромный человек
Без имени и отчества,
Клиент прилежнейший аптек
И рыцарь стихотворчества.

Он от своих булыжных строк

Желал добиться легкости.
Была бы смерть задаче впрок —
И он бы тут же лег костьми.

Хоть для камней имел Сизиф

Здоровье не железное.
Он все ж мечтал сложить из них.
Большое и полезное.

Он шел на бой, он шел на риск,

Он – с животом надорванным —
Не предъявлял народу иск,
Что не отмечен орденом.

Он свято веровал в добро

И вряд ли бредил славою,
Когда пудовое перо
Водил рукою слабою.

Он все редакции в Москве

Стихами отоваривал,
Он приносил стихи в мешке
И с грохотом вываливал.

Валялись рифмы по столам,

Но с примесью гарнирною —
С гранитной пылью пополам
И с крошкою гранитною.

В тот день, когда его мослы

Отправили на кладбище,
Все редколлегии Москвы
Ходили, лбы разгладивши.

Но труд – хоть был он и не впрок!

Видать, нуждался в отзвуке —
И пять его легчайших строк
Витать остались в воздухе…

Поэт был нищ и безымян

И жил, как пес на паперти,
Но пять пылинок, пять семян
Оставил в нашей памяти.

Пусть вентилятор месит пыль,

Пусть трет ее о лопасти —
Была мечта, а стала быль:
Поэт добился легкости!

Истерты в прах сто тысяч тонн

Отменного булыжника.
Но век услышал слабый стон
Бесславного подвижника.

Почил великий аноним,

Трудившийся до одури…
…Снимите шляпы перед ним,
Талантливые лодыри!..

1988

Из Аннаберды Агабаева