Игра во все руки

Он давно забыл свои имена. Он не помнил, как его звали при жизни в Срединном мире, не помнил, как его звали при жизни в Актарсисе. Он заставил себя забыть те имена, ибо необходимость в них давно отсутствовала. Но он хорошо помнил, что явилось причиной его нынешнего положения — положения изгнанника, предателя, опасного элемента… Странно даже, как он получил нынешнее могущество. Ведь едва ли сделал что-то для его получения.

— Когда-нибудь мы будем на одной стороне, — произнес Логан.

Люцифер — его звали так там, в Царствии — стоял рядом, чуть в стороне, и хмуро наблюдал за борьбой стихий. Он мог бы противиться их воздействию, но отчего-то не делал этого, и ледяные струи хлестали, стекали по почерневшим от копоти Яугона доспехам, по черным волосам на обнаженной голове, по гранитному лицу бывалого, беспощадного, непобедимого воина. Люцифер теперь носил иное имя. Его звали Сатаной. Или дьяволом, что суть одно и то же. И теперь он не владел Икстриллиумом, не владел крепостью Света. Теперь он был владыкой царства Тьмы, Яугона.

Смешно, конечно, но над Преисподней встал не местный демон, а пришелец Царствия Небесного. Сильнейший архангел, обращенный роком в сильнейшего демона. Пути рока неисповедимы воистину.

— Возможно, ты прав, Сатана, — тихо ответил Познавший. — Я не буду спорить с тобой, ведь во мне есть часть тебя. Твоя кровь. Однако я никогда по доброй воле не встану на твою сторону. Пока я жив, колени мои не преклонятся перед тобой.

Сказанное постороннему могло бы показаться абсурдом, но ни Сатана, ни Познавший так не считали. Они прекрасно понимали друг друга, ведь были одновременно и злейшими врагами, и демонами, творящими одинаковое ЗЛО.

— Все встанет на круги своя, и все, кому суждено встать передо мной на колени, сделают это, — произнес Логан. — Я все больше убеждаюсь в правоте своих домыслов. Нет ни Света, ни Тьмы, нет этого. Это подтверждается и твоим существованием, и твоей грядущей смертью. Смерть ведь твоя будет подобна тому, как умирает птица Феникс; ты возродишься с тем, чтобы отомстить.

— Отомстить Свету? Или тебе, Сатана?

— И Свету, и мне. Ты уже воплощаешь Серое войско, ибо не на моей стороне. Потом будут и другие. Я знаю.

— И ты ничего не предпримешь для того, чтобы Серое войско все же не набралось сил, — вздохнул Познавший Кровь.

— А зачем? Я мог бы убить тебя прямо сейчас, затем мои солдаты перегрызли бы всех твоих кровавых детей, но нужно ли это мне? Нет, не нужно, — ответил Логан сам себе. — Я не хочу продолжение войны, мне не нужна сия бесконечная война. Мне нужен конец. Конец войны, конец миру, конец всему, понимаешь?

— Кажется, да, — кивнул Познавший. — Даже удивительно, как тебе надоело существовать, надоело жить.

— А что есть жизнь? Люди говорят, что это краткий миг от рождения до смерти, и они отчасти правы. Ведь они, веря в бессмертие души, не перестают верить и в смерть. Смерть для них — это переход в небытие. И всю свою жизнь они покорно ждут, даже жаждут перехода. Он ассоциируется у них с вечным покоем. Не с горем или с утратой чего-то, не с тьмой и страхом. С покоем и вечностью. Ни Актарсис, ни Яугон не могут дать душе покой и вечность. Лишь новое ожидание очередного перехода. Которого все нет и нет.

— Покоя нет для тебя, Сатана, ибо ты неуязвим для противников. Но покой наступает для всех, кто сражается за Яугон или Актарсис и погибает. Сколько уже развеяно сущностей, сколько погибло солдат в боях…

— Ерунда! Так может продолжаться хоть миллион лет — это не выход. Для меня — не выход. Душа должна быть смертной, и смерть должна приходить только один раз. Лишь в первый раз, в первый и единственный раз можно ощутить то блаженство и покой, ту вечность и безграничность хаоса, о которой рано или поздно начинает мечтать человек. Дай вторую жизнь — и душа хиреет, она уже не та вовсе. Она бессмысленна и неинтересна.

— Не потому ли вы, Светлейшие, запретили всем душам обретать плоть в Актарсисе? Ведь вы держите их заточенными и выуживаете из бурлящего того котла — Источника — по мере надобности, дабы пополнить ряды своих солдат.

— Да, именно поэтому. Души в Актарсисе не становятся счастливее. Даже обретая новую плоть, новую жизнь, они все еще помнят, пускай смутно, тот котел…

— Царствие врет людям о второй жизни! — рассмеялся Познавший. — Как же все-таки прост мир, в котором мы живем!

— Не врет — обманывает. Это слово мне нравится больше. Если учесть, что в котле Яугона происходит то же самое, то Яугон как раз не врет.

— А должен бы, ведь ты — темное начало.

— Я вовсе не начало, Познавший. Я — конец. Конец обману, лицемерию, всему. И ты есть ни что иное как оружие в моих руках.

— Возможно, — легко согласился Познавший и спустя минуту повторил. — Возможно.