Игра во все руки

— Ну конечно, Светлый, ты больше никого и не знаешь. Объясни мне, зачем автоматически стирается память о прошлой жизни у всех, кто попадает в Актарсис? Зачем нужно это? Ведь помни мы о прошлом, то всегда могли бы вернуться к близким, к родным, к любимым. Вернуться и жить с ними… Вот! Память стирается не просто так, Игнат. Она стирается специально, чтобы, не помня ничего кроме факта пройденной смерти, астеры считали себя счастливыми. По сути, истинное счастье заменяется ложным, иллюзорным.

— Это все пустые слова, Сатана, — усмехнулся Игнат. — Ты всегда был мастером словоблудия.

— Пусть так, — кивнул Логан, усмехнувшись вслед за архангелом. — Думай что хочешь, Светлый. Я не ставил перед собой задачу убедить тебя в чем-то.

Игнат обнажил уже проявившийся на бедре меч. Противники встали один напротив другого в боевые стойки.

— Знаешь, Игнат, а ведь я в прошлом нашем поединке использовал тебя, — вдруг сказал Логан. — Я ведь рухнул с Небес в Срединный Мир не потому, что испугался тебя или проиграл сражение.

— Интересно, а почему же тогда?

— Я утащил за собой недостающую струйку энергии Актарсиса. И твоей — тоже. Сие явилось заключительным аккордом перед началом Слияния.

— Не верю я тебе, Сатана, ты лжешь.

Логан пожал плечами.

— Эх, твое право, Светлый.

— Зачем тебе это все? Зачем ты начал Судный День?

— Альтернатива Слиянию — Коллапс, светлый. Ты знаешь это не хуже меня.

— Коллапс — лишь миф. Слухи.

— Неужели? Совет Светлейших архангелов распустил ложные слухи? Не смеши меня, Игнат. Коллапс — это конец мира. Конец человечества. Конец всего. А Слияние — это жизнь, Игнат. Я подарил людям жизнь.

— Ты вызвал огромную волну Зла, смерти и боли, Сатана. Приготовься умереть.

Логан прищурился:

— Что ж, светлый. Скрестим мечи.

И они сошлись.

ГЛАВА XXV

Фирс

Глаза напряженно всматривались в непроглядную темноту джунглей. Даже ночью проклятые джунгли парили жаром, влажный воздух невозможно было вдыхать долгое время. И москиты. Москиты и все те мелкие твари, что беспрестанно едят тело. "Почему они садятся только на нас, кусают только нас? Разве мы другой породы? Желтые вьетнамцы те же люди, как утверждают спецы от международного права, противники текущей экспансии и студенты, трясущиеся от одной мысли о службе в армии". Вьетнамцы люди, но — не те же. Вьетнамцы живут там, где европеец не протянет и полгода.

"Черт, какие мы все-таки разные…"

Майкл Фирс припал к окуляру прибора ночного видения. Внизу, наполовину укрытые деревьями, копошились враги. Они грузили на облупленные, измазанные грязью грузовики какие-то ящики, коробки. Оружие. Вьетнамцы прознали о скором тактическом ударе флота и спешили покинуть свои земляные норы, бункеры и доты. Чертовы кроты! Вблизи Сайгона вся земля представляла собой один сплошной термитник, лабиринт подземных ходов, в которые мог протиснуться только мелкий азиат, но не бойцы морской пехоты США. Говорят, люди отошли от природы, потеряли с ней связь, зазнались и так далее, но желтолицые доказали обратное: сколько бы ни заливали водой или напалмом их норы, все равно группы вчерашних крестьян умудрялись выживать, заходить с тыла и наносить поражение за поражением…

Изучая цель, Фирс ощущал покалывание во всем теле. Скоро начнется бой, и надпочечники уже разбавили кровь адреналином, этим наркотиком, без которого ни один боец, побывавший на войне, больше не способен жить. Говорят, на гражданке бывшие военнослужащие теряют контроль над собой, превращаются в садистов и убийц, насильников, преступников, просто спиваются, уподобляясь мрази. Фирс верил этим рассказам. Он настолько привык к войне, что уже не мог думать ни о чем другом.

"Привык ли? Разве можно привыкнуть убивать, привыкнуть к смерти своих ребят, привыкнуть к бесконечному свисту пуль в сантиметре от головы, к грязным всплескам разрывающихся снарядов, к вою авиационных бомб, к крикам женщин, к этим наполненным животной ненавистью глазам врагов?.."

Пора было начинать. Фирс отчетливо шепнул в рацию: «Приступаем». И тут же вниз, к скоплению грузовиков с шипением устремились реактивные снаряды. Джунгли осветились первыми взрывами. Застрекотали автоматы. Вьетнамцы, пойманные врасплох, заверещали и заметались, натыкаясь друг на друга. Ящики с боеприпасами разлетались в мелкую крошку прямо у них в руках, грузовики переворачивались от взрывов собственных бензобаков. В небо потянулись черные пальцы копоти.

— Вперед, — скомандовал Фирс. Три группы морской пехоты с разных сторон стали спускаться к противнику.

Когда первый приступ испуга прошел, вьетнамцы стали беспорядочно отстреливаться в заросли. Беглый неприцельный огонь велся также из уцелевших грузовиков и проклятых земляных нор. Снайперы морской пехоты методично расстреливали врагов, пламегасители винтовок не позволяли вычислить их местонахождение.

Фирс мысленно перекрестился, так как проделать это на деле не хватало времени. Вместе с первой группой он заходил вьетнамцам с тыла.