Играй!

– Ты читал это десять раз вслух, – резонно подметил Кристофер. – Теперь воспроизведи сам. Если ты не будешь смотреть в бумагу, получится естественнее.

Теодор открыл рот, чтобы возмутиться. Закрыл его. Сосредоточился, вспоминая, с чего все началось. И когда открыл рот снова, из него вырвалась первая фраза диалога. Кристофер спрятал улыбку, в этот раз читая реплики за Эвридику.

Надо же, он оказался прав. Теодор действительно запомнил текст.

– Тебе все еще не хватает эмоций, – вынес вердикт Кристофер, когда они закончили эту сцену. – Эвридика – любовь всей твоей жизни, и ты спускаешься за ней в Преисподнюю. Ты ужасно боишься, но готов пойти на это ради нее! Ты чувствуешь столько эмоций! Ты должен передать их своим голосом, мимикой. Представь вместо нее того, кто действительно тебе дорог, может, поможет. Попробуем еще раз.

Теодор моргнул, посмотрел на Кристофера как-то странно. Представить того, кто ему действительно дорог, было довольно… легко.

И от этого стало ужасно стыдно, словно он посягнул на то, на что у него не было права.

– О, как сердце замирает от тревоги! – внезапно порывисто закричал Теодор фразу из сценария, чтобы скрыть свое замешательство, и Кристофер округлил глаза от неожиданности, подаваясь вперед и зажимая ему рот ладонью.

– Не так много эмоций, – прошипел он, оглядываясь по сторонам. – Мы же в библиотеке, тупица!

Но Теодор не услышал. Его глаза изумленно расширились.

Кристофер снова оказался слишком близко к нему, и взгляд притянуло к его губам как магнитом. Он вспомнил, как этот нелепый японец, друг Кристофера, сегодня едва не поцеловал его, и вспышка кислой ревности ошпарила язык.

Теодор бы ни за что не признался даже себе в том, что хотел оказаться на его месте. Еще сложнее было признаться в том, что он никогда бы не оказался на его месте, потому что боится.

Кристофер такой красивый, а Теодор – просто отменный трус.

Крис осознал, в какой ситуации они оказались: его ладонь плотно прижата ко рту Теодора, и они смотрят друг на друга с расстояния не больше нескольких сантиметров. Он тут же отстранился от застывшего парня, краснея до корней волос и откашливаясь.

– Эм… ну, думаю, на сегодня… это все, – промямлил он, внезапно смутившись.

– Во сколько ты заканчиваешь? – непривычно охрипшим голосом спросил Теодор.

Кристофер вскинул на него темные глаза, распахнутые в удивлении.

– Через полчаса, – растерянно ответил он.

– Я посижу до конца, – решил Теодор, снова хватая сценарий и старательно отводя взгляд. – А потом домой тебя отвезу. Где, говоришь, лучше эмоции показать?

Кристофер посмотрел на него, не понимая, что только что произошло, но послушно пустился в объяснения. Теодор его внимательно слушал, отмечая что-то карандашом на полях листов.

И Кристофер думал о том, что, наверное, тогда это и вправду мог быть кто угодно. Он ведь помнил только голос, а похожих голосов в их школе было так много.

Это мог быть кто угодно, но сейчас…

Ему почему-то действительно хотелось, чтобы это был Теодор.

А Теодор думал о том, как ему совсем не хотелось, чтобы Кристофер узнал, что тогда это был он.

4

Они с Теодором успели провести еще три занятия до следующей репетиции: занимались каждый день по несколько часов. Кристофер сам не понял, когда это стало привычной рутиной – они вместе уходили с уроков, перекусывали в какой-нибудь из кафешек по пути в библиотеку, а там сидели до самого окончания его рабочей смены. Кристофер не мог сказать, что Теодор превратился в гения актерского мастерства, но он явно улучшил свои навыки. В моменты, когда он переставал кривляться и начинал по-настоящему стараться, он играл вполне сносно, и Кристофер даже… немного гордился им.

Он надеялся, что ребята из кружка не станут судить его слишком строго, несмотря на свое отношение к нему: вера Теодора в собственный талант актера была очень хрупкой и одно неосторожное слово могло ее разбить. Но у него не было завышенных ожиданий.

По правде говоря, у него не было вообще никаких ожиданий. Теодор действительно никогда не трогал его и никому не причинял физического вреда, но у него были глаза и уши, и он слышал, что Теодор со своими дружками порой выкидывали, видел, как они относились к другим, и знал, что Теодор, мягко говоря, был не самым приятным человеком.

Ладно, если быть откровенным, Теодор был тем еще мудаком.

Когда он во время первой репетиции сказал, что ему плевать на результат, Крис ни на мгновение не засомневался в правдивости этих слов.

Ему было плевать не только на результат – на весь актерский кружок. На их старания, на любовь к театру, на пьесу, в которую они вкладывали столько сил. Это покоробило даже его, несмотря на то, что он не был так предан актерству, как некоторые из ребят.

Но Теодор приятно его удивил. Кристофер замечал, что он действительно пытался стать лучше. Прислушивался к нему, запоминал и учитывал замечания, злился иногда, когда что-то не получалось, словно действительно хотел хорошо сыграть.