Играй!

Они дорисовали пламя и разложили спасенные декорации на сцене, чтобы они высохли, после этого собирая все, что испорчено окончательно, в отдельную кучу. Они не говорили ничего до конца этой монотонной работы, только обменивались смущенными улыбками и сияющими взглядами, уже не боясь, что другой увидит, поймает, все поймет.

Потому что все уже было понятно.

Когда они оделись и вышли из опустевшей школы, Кристофер по привычке направился к воротам, но Теодор его остановил.

– Я подвезу тебя, – предложил он, но, на самом деле, отказ бы все равно не принял – на улице было темно и довольно холодно, прямого автобуса до дома Кристофера не было, а пешком идти слишком долго в такую погоду.

Кристофер, впрочем, и не думал отказываться и без лишних возражений свернул на парковку, где стояла припорошенная снегом одинокая машина Теодора.

Поездка до дома обоим показалась до обидного короткой, поэтому, когда Теодор остановил машину, они не торопились прощаться.

Молчание между ними было наполнено сладкой неловкостью, какая бывает между людьми, которые только признались в чувствах и все еще робеют в присутствии друг друга.

Теодор кусал губу, чувствуя, что должен разрешить лежащий между ними вопрос. Собравшись с духом, он развернулся, беря прохладную ладонь Кристофера в свою и бережно ее сжимая.

– Послушай, Крис, – неуверенно начал он, заглядывая ему в глаза, словно преданный щенок. Кристофер смотрел на него терпеливо и внимательно, и этот взгляд помогал подбирать нужные слова. – Я хочу встречаться с тобой.

Он сделал паузу, и Кристофер, чувствуя, что это не конец, не торопился радоваться – только кивнул, давая понять, что слушает.

– Но, – Теодор облизал пересохшие губы, – я не хочу скрывать это, поэтому я прошу тебя дать мне… – он рвано вздохнул, думая, что звучит как последний мудак, – дать мне немного времени, чтобы я мог… признаться в своей ориентации.

Последние слова он почти прошептал, не зная, куда себя деть от стыда перед Кристофером, который сделал каминг-аут, когда ему было всего пятнадцать. Перед смелым, открытым и искренним Кристофером. Таким, каким Теодору еще только предстояло стать.

Он сделает это, потому что не хочет больше скрываться, и уж тем более не хочет скрывать Кристофера, которому никогда бы не осмелился предложить тайные отношения. Просто ему нужно было собраться с мыслями, успокоиться, поговорить сначала с родителями.

– Боже, я уж думал, ты собираешься меня бросить еще до того, как мы начали встречаться, – не сдержал облегченного смеха Кристофер, но быстро посерьезнел, понимая, насколько эта тема важна для Теодора. Он развернул ладонь и переплел с ним пальцы. – Все нормально. Конечно, я готов подождать. Мы ведь и так все время рядом, так что особой разницы даже не будет.

Теодор улыбнулся как-то растерянно, словно был все еще не в силах поверить, что Кристофер – реальный человек, что он его человек.

Кристофер взглянул на него с нежностью, но потом отвел взгляд и тихо сказал:

– Спасибо, что не предложил держать отношения в секрете. Я бы понял, правда, но это… – он замолк и улыбнулся, но улыбка получилась скованной и уязвимой. – Просто спасибо.

– Эй, – Теодор мягко приподнял его лицо за подбородок, чтобы взглянуть в глаза, и склонил голову к плечу. – Почему ты думал, что я так поступлю?

Кристофер неопределенно повел плечами, потирая заднюю часть шеи.

– Ну, я единственный открытый гей в нашей школе, и, знаешь, город маленький – слухи быстро расходятся, и я, если честно, – Кристофер раздосадованно вздохнул, как ребенок, который не мог выразить свои мысли словами, – я всегда боялся, что именно такие у меня и будут отношения. Что мой любимый человек предложит мне скрываться.

Теодор впервые слышал столько неуверенности в его голосе. Он раньше не воспринимал особо всерьез все эти подростковые грезы о первой влюбленности, потому что сам яро ее отрицал после того, как Адама забрали, но ведь все мечтают о волшебной любви. И мечтать о ней, когда тебя интересует противоположный пол, гораздо проще. Но когда ты гей, когда ты не знаешь никого с такой же ориентацией, даже твои мечты о любви полны тревоги.

Чувство любви к этому человеку в груди стало настолько сильным, что трудно было дышать. Теодору захотелось обнять его, спрятать, слиться с ним в единое целое, чтобы никто больше не смог добраться до Кристофера, ранить его или причинить ему боль. Чтобы на его лице больше никогда не возникало такого унылого выражения, от которого уголки губ опускались вниз, а огромные яркие глаза тускнели.

– Слушай, – он накрыл его щеку ладонью, и Кристофер поднял печальный взгляд. – Я поговорю с родителями, расскажу друзьям, а потом сделаю тебе достойное предложение. И ни за что на свете в нем не будет слов «тайный» или «скрываться».

Теодор подался вперед, сокращая расстояние между ними, и щеки Кристофера покрылись румянцем, ресницы затрепетали.