Играя с Судьбой (СИ)

— Пусть Дон едет в форт и во всем разберется. Мне это не нравится.

Я качаю в ответ головой.

— Я поеду сама.

— В таком состоянии?

— Я еду вместе с сыном, Аторис!

Ордо срывается с места, уходит.

На сборы я трачу чуть больше часа. За это время выясняется еще кое-что: в списках узников, умерших в заключении, Да-Деган Раттера не значится. Это может быть ошибкой, недобросовестным ведением списков.

Когда Ордо возвращается, в мои руки ложится приказ: «Заключенного Да-Дегана Раттера освободить из-под стражи». Под приказом проставлены число, печать и личная подпись Ордо. Вручив его мне, Аторис достал сигарету, сунул в рот, и, не зажигая ее, хмуро заметил:

— Я надеюсь, он жив.

И мне кажется, этой мыслью вокруг одержимы все — и Аторис, и я, и мой свекор-медик. Только Дон считает поездку опасной и бесцельной затеей. Сын не спорит, делает что необходимо, но его выдает взгляд.

А я думаю — для кого и почему Да-Деган вдруг мог показаться опасным, и не поспособствовала ли я сама его гибели, когда-то порекомендовав координатору как отличного воспитателя для двоих неудержимых мальчишек с которыми рано овдовевший мужчина был не в силах справиться? Да-Деган непостижимым образом умел договориться с самым капризным и непослушным ребенком, расположить к себе и заставить слушаться, хоть внешне больше всего был похож на снулую рыбу или бесцветную моль.

Поначалу он злил меня задумчивостью и нескладностью. Потом злость развеялась, сменившись удивлением: сколько ни проносилось лет, а Да-Деган выглядел совершенно так же, как в день, когда я впервые его увидела: он словно застрял в одном возрасте, и уж, конечно же, не был столь юн, как казался.

Внезапно вспомнилось, как он улыбался: улыбка преображала скучное бесцветное лицо, в холодных серых глазах словно зажигались звезды, маска неудачника и зануды слетала, обнажая душу мечтателя…

Заслышав шаги сына, я одернула подол теплого шерстяного платья, поправила шубку, убрала в карман приказ. Вышла в коридор, и, посмотрев на парней, приставленных ко мне Аторисом в качестве личной охраны, пошла навстречу сыну, телохранители двинулись следом, видимо выполняя чьи-то распоряжения. А мне подумалось, что люди в форме могут оказаться более значимым аргументом, чем гербовая бумага.

Наши шаги гулко прозвучали в тишине заснувшей резиденции. Шел второй час ночи. Даже фонари во дворе были притушены и горели вполнакала. Только окна в кабинете Ордо ярко освещены.

Стоило выйти из дома, как неизвестно откуда налетел ледяной порыв ветра. Взглянув на небо, я не увидела звезд — видимо, ливни уже на подходе, и через несколько часов я застану на острове серую хмарь, тихий шепот дождя, прохладу и скуку.

Одинокая капля слезой упала на щеку. Коснувшись пальцами лица, я стерла ее и пошла к флаеру.

Дон помог мне разместиться, сам сел рядом, приказал пилоту взлетать. Охрана разместилась в двух транспортах, летящих следом. Прислонившись щекой к плечу сына, я прикрыла глаза, делая вид, что дремлю, хоть мне было отнюдь не до сна.

Не покидало ощущение, что нужно спешить. Словно ударом кнута хлестнуло предупреждение Дона: «Мама, Ордо сегодня издал указ, но завтра утром это станет известно многим. Никто не поручится, что тот, кто отправил Да-Дегана в форт, станет медлить или бездействовать. Хочешь на самом деле что-то узнать — делай это сегодня». Я должна успеть разобрать во всем, прежде чем меня лишать малейшей возможности это сделать.

Не в силах справиться с мрачными мыслями, я нащупала в кармане приказ, провела пальцами по сгибу бумаги, подумав, что, даже если смогу найти запись в канцелярских книгах форта о смерти Да-Дегана, и узнаю место, где он похоронен, но не смогу доказать непричастность Ордо к его заключению, утром в резиденции разразится скандал. Смерти воспитателя Лия отцу не простит. Возможно, вслух не скажет ни слова, но разрыв будет полный. И это окончательно подкосит Ордо.

Я куталась в мех, прячась от зябких мыслей, даже не пытаясь угадать, что за паук раскинул ловчую сеть, в которую влипли неосторожные мухи. Так, плотно закутавшись в шубу, приникнув головой к плечу сына, я задремала.

Под шум моторов пригрезилась синева, то, как держала данный Арвидом камень у себя на ладони. Словно живое сердце билось в руках, заполняя меня своей синевою, а я упрямо пыталась списать запевший во мне высокий голос и всепоглощающую синь на галлюцинации.

Не первый раз я видела камни Аюми: они, совершенные и прекрасные, играющие искристой синью, то мутнеющие, то невероятно чистые и прозрачные, покоились под толстым стеклом музейной витрины. Лежа на черном бархате, казались упавшими осколками неба. Вещью в себе. И, перемигиваясь друг с другом, молчали. Или стекло музейной витрины глушило их голоса? Камень, который мне в ладонь положил Арвид, запел сразу — стоило лишь прикоснуться. И в тот миг весь мир мог обрушиться в бездну, раскрошившись в осколки — я бы не заметила этого.

Подумалось, Ордо наверняка держал подобный камень в руках. Слышал ли он его голос?