Опять он винит себя. Кто бы что ни совершил – всегда виноват именно он, Эдмунд. Какое невыносимое бремя!
– Ты не виноват в моих чувствах, как не виноват и в том, что не можешь ответить на них.
Эдмунд лишь покачал головой и снова накрыл портрет, а Джейн чуть отступила назад.
– Я не знаю, что такое любовь, но думал, что справлюсь. Теперь понимаю, что поступил самонадеянно.
– Да, ты ведешь себя нелепо. Пожалуй, мне лучше уйти. Продолжай заниматься самобичеванием.
Но едва она сделала шаг к лестнице, Эдмунд позвал:
– Джейн, постой. Скажи, почему ты считаешь мое поведение нелепым?
Медленно, словно нехотя, она развернулась, не зная, с чего начать.
– Глупо считать, что наш брак был обречен, лишь из-за того, что твои родители были несчастливы, и думать, будто ничего не знаешь и никогда не узнаешь о любви из-за их равнодушия.
Эдмунд поднял брови, но Джейн продолжила, не дав ему перебить ее:
– Ты прекрасно знаешь, как влюбить в себя женщину: ты хорош собой, умен, прекрасно воспитан, добр ко всем, а это невозможно, если у тебя пустое сердце.
Она замолчала, вдруг осознав, что муж, полный любви ко всем вокруг, не мог ничего предложить собственной жене.
– Но это вовсе не любовь, а скорее… – Он нахмурился и, как всегда, не закончил фразу.
– Ты уже признал, что не разбираешься в любви. – Чтобы не заплакать, Джейн резко развернулась и направилась к лестнице. – Прости.
Она же баронесса: надо вести себя с достоинством, а не плакать как девчонка. Когда Эдмунд догнал ее у нижних ступенек, от слез не осталось и следа.
– Ты обладаешь замечательной способностью говорить правильные слова так, что они воспринимаются как оскорбление, и, наоборот, обвинение в глупости из твоих уст звучит неожиданно нежно.
Он стоял к ней вполоборота, и она вдруг поняла почему: так можно незаметно увидеть, как собеседник действительно воспринял твои слова.
Вот хитрец!
– Ну и как, доволен?
– Тебя не проведешь!
– Да, в отличие от остальных, – усмехнулась Джейн. – Хавьер считает, что ты прямо как Байрон.
– Я? Байрон? – изумился Эдмунд и покачал головой. – Я действительно болван, если это так.
– Вот в этом ты совершенно прав! Пожалуй, мне пора.
– Я провожу.
Молча они спускались по лестницам, пока не ступили на мраморный пол холла. Джейн вспомнила, каким серым он был до того, как здесь поселилась она, и вдруг подумала: из-за того, что столько лет жил в серости, Эдмунд не понимал, что все может быть по-другому.
– Знаешь, – вдруг сказал он мягко, когда Джейн начала надевать перчатки, – ты тоже ведешь себя нелепо.
– Я? Ни в коем случае! – Она вздернула подбородок.
– Да-да! – Эдмунд поднял руку, словно хотел коснуться ее лица, но не решился и опустил. – Если ты настолько уверена в себе, почему же тогда оставила меня?
Она изучила его лицо до последней черточки, но до сих пор не знала, что скрывалось внутри. Что у него за сердце? Она не знала или знала, но слишком мало… или много. Одновременно.
– Разуверилась…
Признание это ошарашило его не хуже того, что и в любви.
– Понятно…
Эдмунд подошел к ней так близко, что стала видна веснушка в уголке его рта и явственно различим исходивший от него запах – чистый запах цитрусов.
– Могу я поцеловать тебя на прощание?
От неожиданности Джейн захлопала ресницами.
– Что? Поцеловать меня?
Ничего удивительного в вопросе не было бы для пары, едва вступившей в отношения, однако слышать такое от собственного мужа, который уже покрывал поцелуями ее тело и не чувствовал надобности спрашивать об этом раньше, по меньшей мере странно.
Но что, собственно, задумалась Джейн, делало его ее мужем? Только специальный договор, подписи и горстка свидетелей.
«Пожалуйста, спроси еще раз!»
Эдмунд как будто умел читать мысли, добавил:
– Ну да: над нами ветви омелы. Но если…
– Да-да, – перебила его Джейн. – Конечно, ты можешь меня поцеловать.
Его глаза потемнели, будто давно сдерживаемые эмоции наконец-то выплеснулись наружу. Он взял в руки ее лицо, и Джейн легонько вздохнула. Несколько долгих секунд он только смотрел на нее, словно ошеломленный, и лишь потом поцеловал. Это был поцелуй скорее братский – такой нежный и совершенно лишенный страсти.
Потом его пальцы соскользнули с ее лица, Киркпатрик отступил на шаг и сказал:
– Спасибо тебе.
Если в тот раз, когда она призналась в своих чувствах, его благодарность звучала как извинение, то сейчас он был искренним.
– Возвращайся в любое время, когда захочешь, Джейн, – сказал он тихо, – но только навсегда.
Глава 22. Главная цель Тернера
Джейн больше не появлялась с визитами, как Эдмунд и просил. Ему не хотелось выдвигать ультиматум, но, похоже, Джейн восприняла его слова именно так.
Заседания палаты лордов не давали ему надолго задумываться об отношениях с женой. Бойня при Петерлоо произвела большое впечатление на высшие слои общества, и обе палаты парламента были согласны, что необходимо действовать, но никак не могли договориться о том, какими новыми законами следует отвечать на произошедшие беспорядки.
Ситуация не могла не напомнить Эдмунду об Ирландском восстании двадцать один год назад.