Играя в любовь

– Позволь высказать и негодование, – продолжила Джейн. – Как мог твой отец оставить тебя один на один со злодеем, предавшим семью, а потом сделал так, чтобы он вернулся? Если бы барон обладал хотя бы толикой твоей твердости, то покончил бы с ним раз и навсегда: как минимум обеспечил бы пожизненную каторгу.

– Какая ты все-таки кровожадная, – с видимым облегчением заметил Эдмунд.

– Нет, просто стараюсь быть объективной. Отец благодаря своей мягкотелости заставил тебя жить с клеймом предателя, а мать родила от любовника, которого привезла с собой в дом мужа!

– Ты слишком уж прямолинейно судишь людей, с которыми никогда не встречалась, – буркнул Эдмунд.

– Ну, в том нет моей вины. Достаточно того, что я знаю тебя, как знаю и то, что ты делал для матери все возможное. Отвечала ли она тебе тем же? Сомневаюсь.

– Что теперь об этом… – со вздохом ответил Эдмунд. – Мы выживали как могли, хотя никто – ни слуги, ни арендаторы, ни сестры – не был виноват в том, что случилось. А я их покинул.

– Покинул – да, но ведь не забыл: каждое Рождество шлешь им дорогие подарки, нанял хорошего управляющего, чтобы они ни в чем не нуждались.

– Это ничего не значит.

– Нет, Эдмунд, ты не прав: возможно, им было бы очень непросто видеть тебя рядом с собой: ты постоянно служил бы живым напоминанием о трагедии, постигшей вашу семью.

Эдмунд посмотрел на нее с недоумением:

– Ты читаешь мои мысли: именно поэтому я и не хочу возвращаться.

– Просто мы во многом похожи.

– Только не пытайся проводить аналогии. Твоя матушка окружена заботой, а ты построила свою жизнь без нее: вышла замуж, пусть и не особенно счастливо, имеешь свой дом в Лондоне… Черт возьми! Но это и все. Не так уж много у нас заслуг.

– Вот видишь? – торжествующе воскликнула Джейн. – Либо мы оба законченные мерзавцы, либо все же хорошие люди, либо эгоисты, либо стараемся помогать близким.

Эдмунд опять наблюдал за ней исподтишка.

– Не трудись, или это моя гениальность слепит глаза? Тогда можешь совсем отвернуться.

Он хмыкнул:

– Считаешь себя самой умной?

– Сейчас – точно. Но что думаешь ты? Услышал ли меня?

Его губы шевельнулись, но не издали ни звука.

– Что ты хотел сказать?

– Да вот напомнил себе, что шлепать замужнюю даму, леди по мягкому месту чрезвычайно невежливо.

Джейн покраснела.

– Ну, это, полагаю, зависит от обстоятельств. Если ты готов признать мою правоту, то я не обижусь.

– Но у нас совершенно разные взгляды на ситуацию.

– Да, мне повезло и я не жила в таких условиях, но, быть может, из-за того что смотрю со стороны, вижу все гораздо яснее, чем ты?

– Может, и так, только говорить об этом необязательно.

– О чем тогда? Декламировать стихи и делать комплименты? Нет, сегодня меня этим не отвлечешь. Власть Тернера над тобой обусловлена знанием твоих секретов. Но что может случиться, если всплывет вся правда?

– Ее узнают все.

– И?..

– Что «и»? Наша семья станет изгоем: мать перестанут принимать в приличном обществе, сестры никогда не выйдут замуж, а на меня все будут смотреть с презрением.

– Твои мать и сестры и так фактически живут в изгнании, в Корнуолле, а что касается отношения к тебе в обществе, вряд ли оно станет хуже.

– Я хранил тайны не потому, что боялся разонравиться людям.

– Тогда почему? Для твоей родни ничего не изменится, если правда раскроется.

– Зато изменится для тебя.

– До минувшей осени я не была частью твоей жизни. Ты же не хочешь сказать, что на протяжении многих лет скрывал правду ради меня?

– Ты считаешь мой поступок эгоистичным?

– Нет, я считаю, что в нем не было необходимости: грехи не твои.

– Грехи, возможно, но ответственность по-прежнему лежит на мне как на обладателе титула.

– Да, но это не значит, что ты несешь ответственность за все проступки, совершенные твоей семьей на протяжении времен. В каждой семье свои скелеты в шкафах – это не должно тебя затрагивать.

– Но ведь затрагивает: мне не все равно, что с ними случится.

И только тогда она наконец поняла и замолчала. Он так старался сохранить тайну ради семьи, в том числе и ради нее, хотя тогда этого и не знал. Значит, и для нее все-таки было место в его сердце. Он нес это бремя чужих тягот в надежде, что сумеет полностью снять их с плеч близких.

Это достойно восхищения, несмотря на его упертость, граничившую с ослиной. Впрочем, Джейн умела ценить и упорство.

– Однако история еще не закончилась, – вдруг сказал Эдмунд и поделился с Джейн очередными планами Тернера: – Негодяй задумал похитить рубины Хавьера, и нужно подумать, как ему в этом помешать.

– Да, мы должны как-то его переиграть.

Глава 24. Грехи и грешники

– Мы? – удивился Эдмунд.

– Да, мы: ты и я.

– Почему?

И лишь его растерянный вид не позволил Джейн отпустить пару шуточек и ответить по возможности серьезно:

– Потому что мы муж и жена.

– Разве это имеет значение?

Джейн закатила глаза:

– Ладно, хорошо. Потому что я гений – сам это признал, – а союз с гением никому еще не повредил. Кроме того, по твоим же словам, я нравлюсь Беллами… или мне следует теперь называть его Тернером?

– Ты разочарована?