Играющие тени

Конечно, тогда эта история нас очень заинтересовала. Пароход в степи — это что особенное.

Вот только подробностей каких добиться нам не удалось. Даже говорливый дядя Коля молчал.

Но однажды в деревню не завезли горючку, и все работы практически встали. В сельпо был портвейн, вот мы и «подкатились» к трактористам.

Мы презентовали дяде Коле пару или тройку бутылок портвейна, и под напором столь весомых аргументов, он согласился отвезти нас на море.

Правда, при этом предупредил, чтоб мы лишнего не болтали и сапоги одели. А то там лужи, а в них стекла да старые ржавые железяки валяются.

Дядя Коля где-то раздобыл грузовик, и мы отправились на экскурсию.

Ехать пришлось довольно долго. И многие не раз пожалели, что напросились в эту поездку.

Сначала машина ехала вдоль полей колосящейся пшеницы, лотом пошла непаханая степь. Унылый плоский пейзаж то там, то здесь разнообразили лишь редкие глиняные кучи да невысокие земляные холмы. Постепенно их становилось все больше и больше, да и в размерах они заметно подрастали, группируясь в какие-то почти правильные полосы, убегавшие к горизонту.

— Все приехали, — сообщил дядя Коля, останавливая машину. — Дальше пешком надо, там земля плохая, буксовать будем.

Мы повыпрыгивали из кузова грузовика и направились к холмам.

Земля под ногами действительно была какая-то неправильная. По ощущениям — это будто шагаешь по пеплу давно погасшего костра, только костра очень и очень большого. Одним словом, крайне неприятно. А уж подниматься вверх…

Хоть и уклон был вроде бы совсем небольшой, а такое ощущение, что здесь к пеплу кто-то взял да и подмешал такую мелкую мыльную крошку, идешь и скользишь.

Небо впереди голубое, широкое. Действительно такое ощущение, что вот поднимешься на гребень, и там впереди море. Даже вроде бы и шум прибоя слышен.

Поднялись. Конечно, моря нет. Впереди вроде бы как равнина, на ней — глиняные кучи да холмы, только для разнообразия между ними какие-то протяженные лужи. Воды в них похоже — в палец глубиной. И почему они при такой жаре давным-давно не пересохли — совершенно непонятно. Все это дымкой затянуто.

Там впереди в этих лужах и этой дымке пароход и стоял.

Он стоял практически совершенно целый, метров сорок, а может, и того больше в длину, чуть наклонившись на нос и правый борт. Большой двухпалубный красавец.

Вернее двухпалубным он был, если на него с носа смотреть. А если с кормы, то от кожуха гребного колеса почти до кормы нижняя палуба являлась как бы продолжением корпуса, украшенного прямоугольными окнами, в которых отражался солнечный свет.

При виде корабля дядя Коля отчего-то заметно помрачнел, словно как-то надеялся, что здесь его не будет. А он все-таки тут.

— Ну, если хотите, идите, смотрите, только долго там не задерживайтесь, я здесь посижу, машину покараулю. Делать мне там нечего.

Спустились вниз. Залезли в лужу. Мелкая. Грязная. Вода какая-то маслянистая. Одно хорошо — противного запаха нет…

Вблизи пароход впечатлял еще больше. Да, страшно ржавый, но на удивление практически целый. Цела деревянная окантовка, огибающая корпус и как бы продлевающая нижнюю палубу. Здесь даже сохранились толстенные распорные брусья, штук восемь по каждому борту, три в носовой части, до кожуха гребного колеса, и пять в кормовой. Они соединяли край окантовки и верхнюю палубу. Наверху видно «стеклянный фонарь» — капитанская рубка и труба высокая, здоровенная. К корме ближе видно еще две трубы, наверное их потом для пищеблока приделали.

Идем дальше. На месте было гребное колесо, поверху закрытое округлым листовым кожухом. Корпус цел. Все круглые иллюминаторы над ватерлинией на месте, только стекло замутнело.

Обошли вокруг, шлепая по луже. Благо мелко, а в кирзовых сапогах совсем не страшно.

Интересно, как местные туда забирались? Или что, они туда совсем не лазят?

Дошли до кормы. Сзади выступают рули. Две штуки. Здоровые такие, как бы лесенкой сделаны. Вот по ним на палубу и поднялись. Правда, при этом в ржавчине все перемазались.

На палубе спасательных шлюпок нет. Хотя какие-то механизмы сохранились. Большой квадратный люк на корме, ведущий по нашему предположению в трюм или, что, наверное, более правильно, к рулевому механизму, открыть не смогли — приржавел намертво. (А может, он просто изнутри был задраен.)

По правому и левому борту лестницы сохранились, ведущие на верхнюю палубу. Между ними — вход в центральную часть. Дверей нет.

Что нас особенно поразило на этом пароходе, это то обстоятельство, что большинство дверей на нем напрочь отсутствовали. Как будто какой- то неистовый вандал специально горел злобой именно на двери.

Прошлись по коридору. Темно. Пыльно. И пусто. Заглянули в каюты. Тоже темно. Стекла грязные света почти не пропускают. А фонариков с собой у нас пара штук, и те слабые.

Вышли назад на корму. Поднялись вверх на прогулочную палубу.