Играл на флейте гармонист

И он, стараясь не утомить ее подробностями, рассказал почти все о себе. Единственное, о чем он умолчал, — это его желание избавиться от микросхемы и стать абсолютно свободным. Она слушала молча, не перебивала его, и даже, казалось, иногда плохо его слушала, думая о чем-то своем. Время летело быстро, уже было далеко за полночь. Тишина обволакивала все вокруг. Ночные бабочки и цикады затихли. Он замолчал и несколько минут она ни о чем его не спрашивала. Он случайно коснулся ее руки, и ее рука осталась на месте. Она, как бы очнувшись, сказала: — Вы удивительный человек. Простите, но мне пора. Уже поздно, а у меня завтра ранний обход.

Они оба встали со скамьи. Она как-то нерешительно пожала его руку, а он неожиданно поцеловал ее в щеку. Она вздрогнула, то ли от ночной прохлады, то ли от поцелуя, внимательно посмотрела ему в глаза, грустно улыбнулась, вздохнула и сказала: — До завтра.

На следующее утро она чуточку дольше задержалась у его кровати и дала указания помощнику с папкой:

— Дня через два можно будет выписать инструктора.

При этом она открыто и весьма дружелюбно ему улыбнулась. Следующий день прошел как обычно: процедуры, прогулки, отдых. Он активно пытался говорить вслух, и это выглядело со стороны весьма странно. Молодой мужчина ходит по кругу и что-то медленно бормочет себе под нос.

Наступил вечер, и он снова оказался на знакомой скамейке. В этот раз он ждал ее дольше, чем в прошлую их встречу.

— Добрый вечер, — она поздоровалась и присела на скамейку рядом с ним. — Вы хотели в прошлый раз прочесть мне стихи? Я готова их послушать, если у вас есть желание их читать. Он медленно нараспев, прочитал:

— Война осталась без побед —
Печально протрубил горнист.
Повсюду реквиема след —
Играл на флейте гармонист.
Тот звук все чувства разорвал —
Кому нужна была война?
Никто к войне не призывал.
Она сама как будто шла.
И жертвы множились сторон,
Герои появлялись вновь.
И даже женский тихий стон
Не смог остановить их кровь.

Она прижалась к нему. Становилось прохладно — конец лета, и ночи зябкие предвещали окончание жары.

— Да, война без побед, — вздохнула она, — эта долгая война оставила меня одну, почти одну.

Он обнял ее за плечи, и они долго сидели не разговаривая.

Забрезжил рассвет. Они уже знали друг о друге почти все. И самое главное, она знала, что им надо делать.

Госпиталь еще спал, в лаборатории она хирургическим щупом быстро вытащила ЧИП и аккуратно положила его на марлевый тампон.

— Вот и все, — сказала она, указывая на эту удивительную вещь.

На марле тускло поблескивал маленький, не более миллиметра шарик.

— Ты его выбросишь? — шепотом спросила она.

— Нет, — возразил он, — его нельзя выбросить просто так, иначе меня сразу начнут искать.

Она крепко прижалась к нему, обняла и уткнулась лицом ему в плечо:

— Ты должен стереть себя в моей памяти.

— Да, — ответил он.

— Мы больше никогда, никогда не увидимся? — ее голос дрожал, и он чувствовал, что она еле сдерживает слезы.

— Я не знаю, я не уверен, — прошептал он ей в ухо.

Пора было прощаться. Он поцеловал ее в губы, развернул к себе спиной и аккуратно почистил ее память, чуть подтолкнул ее в спину, и она, как бы очнувшись, решительно зашагала к своему кабинету. А он, прилепив ЧИП пластырем у себя подмышкой, ушел к себе в палату.

Утреннее солнце осветило госпиталь яркими, чистыми лучами. Наступил последний день лета.

Глава пятая. Домой

На утреннем обходе она как всегда была деловита, строга. Мельком взглянув на него, она сказала:

— Сегодня вас выписываем.

Помощник сделал какую-то пометку в папке. А он еле успел прочесть ее мысли:

— Странный инструктор, ну очень молчаливый. Кто-то мне говорил, что он какой-то феномен. Кто же это мне говорил?

С этой мыслью она подошла к следующему раненому.

В канцелярии ему, уже переодетому в форму, пухлая девица заполнила бланк и поставила печать.

— Инструктор, — обратилась она к нему, — если хотите, то во дворе стоит попутка на ваш участок.

Он кивнул головой. Девица позвала водителя:

— Шустрик, нечего здесь толкаться, я все равно освобожусь только вечером. Забери-ка вот инструктора.

Шустрик, молодой парень, нехотя оглядел его, почесал от досады затылок и ответил:

— Ну ж пойдемте, Инструктор, ехать так ехать.

И уже через полчаса машина прошла перевал, и впереди справа на крутом горном повороте открылось ущелье и цепь дальних гор. Он попросил Шустрика остановить машину на обочине. Справа повеяло холодом глубокой пропасти, слева нависла отвесная скала.