Играл на флейте гармонист

Элеонора впервые в жизни поняла, скорее почувствовала, что у нее есть шанс стать женой, супругой. Что ей только не предлагалось раньше, но стать супругой по закону — эта возможность появилась только сейчас. Все внутри у нее разволновалось, буря эмоций от радости до огорчений, все перемешалось. Она закрыла ладонями лицо и не смогла удержать слез.

«Здесь, в этом захолустье, ей предложили супружество, а там, в их лощеном высшем свете, только обман, сплошные иллюзии, там видимость чувств. Очень жаль, что мне предложили это здесь. Этот отшельник Метик… Саша. А что? Он совсем неплох», — все эти мысли стремительно пронеслись у нее в голове. Она взяла себя в руки, вздохнула, промокнула влажные глаза и приготовилась к дальнейшему ходу событий.

А он стоял, смотрел на нее, и в глазах его читались и испуг, и великая жалость, и глубокий стыд за свой необдуманный поступок. Он, похоже, пытался найти какие-то слова оправдания, утешения, но не находил их, и широко открытые глаза и хриплый шепот говорили о его страшном смятении.

— Да разве я хотел. Вы меня не поняли… Разве можно, — он снова перешел на вы. — Разве можно так. Простите, простите…

Руки его то цеплялись ладонями друг за друга, то беспомощно повисали, то тянулись к ней, не смея до нее дотронуться. Видя его нервное возбуждение, она тихо и как можно спокойнее сказала:

— Я согласна быть вашей женой, — она тоже, видимо, от важности решения, перешла на вы.

Он остановил сбивчивый шепот. Они стояли и смотрели в глаза друг другу, пытаясь осознать это новое положение, в котором внезапно оказались, пытаясь заглянуть в то будущее, что может их ожидать потом, не сейчас, а сейчас надо было просто пережить это волнение.

— Эля, разве это возможно, разве я вам… — он поправился, — тебе нравлюсь, хоть чуточку.

— Да, — ответила она, — нравишься. Мы, может быть, сможем и полюбить. Сможем? — спросила она с тревогой, продолжая пристально смотреть ему в глаза.

— Полюбить? — как бы размышляя вслух, спросил он сам себя. — Да, да, мне кажется, что я люблю… — Он побоялся сказать — тебя и опять смутился, размышляя о чем-то своем.

Она поняла, он пытается разобраться в своих чувствах, и ему для этого необходимо какое-то время. Пожалуй, как ей показалось, такие эмоции у него появились впервые. Она не торопила его, она ждала. Он приблизился и неуклюже поцеловал ее руку.

— Мы так мало знаем друг друга, мы готовы к этому путешествию — супружеству? — спросил он, не отпуская ее руки.

Она решительно обняла его и поцеловала в губы. Эту ночь они провели вместе.

* * *

— Ты любишь меня? — прошептала она ему в ухо.

— Да, я люблю тебя, — ответил он.

Поселок спал, даже собаки не лаяли. Под утро все хождения прекратились. Стояла глухая тишина, которая бывает перед бурей, когда все живое замирает и готовится встретить ненастье.

— Ты любишь меня, как тот барин из романа? — спросила она, разглядывая его лицо в профиль.

— Какой барин? — переспросил он.

— Тот, который полюбил девушку, но так и не женился на ней. Ленивый был очень. Любил лежать на диване.

— Нет, не так, — ответил он, — я не люблю лежать на диване.

— А мне жаль этого лентяя. Всю свою любовь проспал. А энергичный друг его девушку взял в жены. Несчастный был лентяй.

— Почему ты думаешь, что он был несчастлив? — спросил он.

— А как же? Девушка любимая стала женой другого. Да и сам он никчемный какой-то, ничего не умел делать.

— Это все, конечно, так, — сказал он, целуя ее в щеку. — Но могут быть и другие мнения. Счастье для него может заключаться не в том, что он открыто, напоказ желает себе, а в скрытом его желании, в тайных мыслях своих, которые и ему-то самому не очень ясны. Он может желает себе счастья именно на диване. Посмотри-ка, вспомни — ведь он добился, точнее получил то, что хотел — тихую, покойную, почти провинциальную жизнь. У него появилась заботливая жена, родился сын. Чем не счастье для него? Да и после смерти его судьба его сынишки сложилась удачно, его взяли на воспитание его бывший друг и бывшая возлюбленная. Вон оно, скрытое для постороннего счастье.

— А ты счастлив? — спросила она. — Счастлив здесь?

— Наверное, теперь да. Потому что ты есть у меня.

— А любовь? — снова спросила она. — Любовь это счастье?

— Не знаю, — ответил он. — Помнишь, я говорил тебе о самоубивице на комбинате.

Она, прячась под одеялом, под утро в доме становилось прохладно, ответила:

— Угу.

— Это была сумасшедшая влюбленная. У меня из-за нее проблем было море. Следователи замучили. Она оставила на мое имя письмо со стихами. Меня весь поселок считал виноватым. Потом разобрались. Подозрения с меня сняли. Девчушку всем было жаль, хотя и осуждали и жалели ее одновременно.

— Она любила тебя?

— Вот послушай, я запомнил, — и он прочитал наизусть несколько строк:

— Ты можешь сразу все отнять —

Не стоит это ничего.

Я все могу тебе отдать,

Что не отнять не суждено…

За окном забрезжил рассвет.

— Я плохо поняла ее, особенно последние строчки, — сказала она печально.

— Никто не понял. Зря она это сделала, зря, — он повернулся к ней и погладил ее волосы. Пора было вставать — его ждала метеостанция.

* * *