Игрек Первый. Американский дедушка

Лобзанья над гробом грозили закончиться непристойностью. Охваченные сладострастием, мужчины готовы были свалиться на покойницу. Тина, поняв, что она виновница умопомрачения, ринулась прочь. Беспечный Игрек, заливаясь хохотом, попытался ее удержать. Ведьма лишала его упоительного зрелища.

К разочарованию зевак, Коровко и Альберт очнулись, с недоумением воззрились друг на друга.

— Разрешите опускать гроб в могилу? — на ухо вдовцу просвистел распорядитель траурной церемонии.

— Давно пора!

Кладбищенское непотребство не укрылось от взора полковника Судакова. Начальник Службы безопасности присутствовал на похоронах супруги мэра по протоколу.

Контрразведчик отметил: сразу после того, как двое молодых людей поспешно покинули церемонию, Коровко и Альберт опомнились.

Полковник послал капитана Сырова проследить за странной парочкой. Сам он остался на кладбище, а затем отправился на поминки.

Безумные ласки мэра с его телохранителем не повторялись.

Глава третья

1.

Той же ночью сделался пожар в четырехэтажном особняке Службы безопасности. Огонь занялся сразу с двух сторон, что исключало неисправность в проводке. Ничем не примечательный прохожий заметил с улицы пробивающийся в окнах огонь и побеспокоил охрану здания.

Очумевшие со сна охранники, осмыслив случившееся, впали в транс. Непритворное одурение снимало с них подозрение в злом умысле.

О том, что без поджигателя не обошлось, говорили во весь голос. Прохожий, разбудивший охрану, естественно, был арестован. В то, что он Герострат, никто не верил, но для предотвращения кривотолков следовало действовать, даже совершая при этом ошибки. Полковник Судаков принял решение совершить еще одну ошибку — арестовать всех охранников.

Городские обыватели сразу утихомирились. Поняли, что чекисты ушами не хлопают.

* * *

Еще до появления пожарных у пылающего особняка собралась вся Воробьевка. Контрразведчики отгоняли неорганизованное население подальше от места катастрофы, но запретить глазеть на пожар не могли.

Игрек привлек внимание полковника Судакова.

От восторга при виде всепожирающего огня юнец прослезился.

— Боже мой! — самозабвенно лепетал он. — Боже мой, какой класс!

Сергей Павлович Судаков в сердцах пообещал при случае отрубить мальчонке голову за кощунство.

Девица с горящими глазами бесстыдно жалась к охальнику. Она была счастлива его счастьем. С освещенным заревом пожара вдохновенным лицом шлюха (в чем Сергей Павлович не сомневался) казалась персонажем из какой-то оперы. Эпическое действо требовало пения, а не обыденной стертой речи.

Кто-то из сумасшедших, повинуясь естественному порыву, запел: «Эх, дубинушка, ухнем…»

Это уже было нарушением общественного порядка. По знаку полковника Судакова безумца увезли.

— Почему здесь столько сумасшедших? — раздражался Сергей Павлович.

— Потому что все с ума посходили! — откликнулся здравомыслящий созерцатель.

* * *

Иные из наблюдателей обнаружили свое безумие только при виде пожара. Их воодушевление сублимировалось в сексуальное возбуждение, совладать с которым они не могли. Мужчины и женщины, впервые увидев друг друга в гибельном пекле, взявшись за руки, скрывались под сенью дерев.

Пир во время чумы!

— Ты счастлив, мой миленький? — вопрошала Алевтина красного от жара Игрека.

— Чудо! Это чудо!

Судакову померещилось, что молодые люди улетели.

Так и вышло. Сделав два шага, Ведьма и Ангел упали в кусты.

Ошалевшая Люся глядела на огонь в одиночестве. Душевнобольные бесновались возле нее, но девушка их не видела. Она переживала то, что лишь один мужчина смог ей подарить, да и то всего однажды.

* * *

Доктор Ознобишин на пожар припоздал. Когда Сизов сообщил ему, что горит Служба безопасности, Иннокентий Иванович подумал:

«Симулирует шизофрению! Завтра же выпишу!»

Первой, кого доктор увидел на пожаре, была Люся. Упираясь спиной в дерево, она сползла на землю. Тело ее, изломанное судорогами, затрепыхалось на газоне.

«Эпилепсия! — удивился доктор. — Как бы язык не прикусила! Надо ей что-нибудь вставить в рот».

Ничего непристойного Ознобишин не имел в виду.

* * *

Вылетев из гнезда, Кукушка с меланхолическим видом куковала, сидя на корточках. Ей казалось, что через огонь она прикоснулась к вечности.

Ознобишин насчитал, что кому-то Кукушка предрекла больше ста лет жизни.

— Кому ты столько накуковала? — в изумлении спросил Иннокентий Иванович.

— Всем! — Кукушка сделала широкий жест, обнимающий пространство. — Всему человечеству.

— Спасибо, — растрогавшись, проговорил психиатр от имени человечества.

2.

И себе самому Ознобишин не признавался в страхе, который овладел им при известии о пожаре: не его ли глюки запалили Службу безопасности?

Иннокентий Иванович опасался, конечно, не банальных поджигателей со спичками и канистрой бензина. Мог ли кто-нибудь из его питомцев воспламенить контрразведку на расстоянии?

Таких талантов за ними не водилось, к сожалению.

— И вы тут, доктор? — со злорадством проговорил кто-то за спиной. — Наверно, неспроста?

Ознобишин обернулся.