Игрек Первый. Американский дедушка

Ознакомившись с теорией сексуальности доктора Ознобишина, майор Коробочкин оценил ее термином из ненормативной лексики, означавшим очень высокую Степень сексуальности.

У сыщика возникла своя теория: лекарственного терроризма. Скольких людей может погубить террорист взрывчатыми веществами? В лучшем (скорее, худшем) случае, несколько сотен. Если же токсическое вещество, вызывающее умопомешательство, растворить в водохранилище, из которого вода поступает в водопровод, пострадают сотни тысяч.

На вопрос Коробочкина, кого стало в городе больше: душевнобольных или душевноздоровых, доктор Ознобишин уверенно крикнул:

— Ку-ку!

Когда майор Коробочкин признался Иннокентию Ивановичу, что перестал пить воду из крана, тот предложил ему лечь в Воробьевку на обследование.

— Многие больные пьют воду из нашего пруда.

— Тоже боятся, что в водопроводе вода отравлена? — нахмурился бывший боксер.

— Естественно.

Больше Станислав Сергеевич с Ознобишиным о своей теории не заговаривал.

Про себя Иннокентий Иванович называл Коробочкина «человек — пистолет» (уничижительное наименование, которое сам майор счел бы комплиментом). Когда у такого больного возникает мания преследования, он палит во все, что движется.

Еще один оперативник вызывал у Ознобишина тревогу: пограничник Мухин, или попросту Муха. Уже несколько дней он не вылезал из‑под кровати, спасаясь там от невидимок.

— Муха, вылезай! — увещевала его сердобольная Люся. — Все равно невидимки к тебе под кровать залезут.

— Опасаются! — со злорадством сообщил Муха. — У меня тут полная «утка» стоит. Утоплю!

Впервые лейтенант Мухин узрел своих невидимок на боевом дежурстве из‑за чрезмерной бдительности. Так, во всяком случае, расценило пограничное начальство бзик отличного пограничника. С кем, дескать, не бывает!

Но рапорт лейтенанта о том, что ограниченный контингент китайцев под видом невидимок нарушил государственную границу России и движется к сердцу нашей Родины — Москве, насторожил полковника. В рапорте лейтенанта Мухина все было верно, кроме ерундистики о невидимках.

Ознобишин забрал патриота к себе, чтобы вместе с дурью у парня ум не выбили.

Невидимки однако оказались привязчивыми. Вначале Муха едва различал их белесые, бесплотные тени, возникавшие, если долго и пытливо всматриваться в пространство, но вскоре невидимки перестали таиться от симпатяги. В Воробьевке, например, они вовсе не обращали на него внимания: жили своей жизнью. Воробьевские невидимки были, конечно же, не китайцами, а нашими, русскими. И никакой каверзы спервоначала Муха от них не ждал. Однако пограничник совершил промашку: обнаружил себя. По природному простодушию выдал, что ведет визуальное наблюдение за невидимым объектом. После этого и невидимки как бы узрели лейтенанта Мухина. Возможно, они даже обрадовались зримому контакту с материальной субстанцией, но пограничник, несмотря на свое добродушие, относился к невидимкам, как к неприятелю. И, соответственно, вступать с ними в контакт не имел права.

Бестелесным тварям понятие воинского долга было чуждо. Они не могли понять, почему славный парень чурается их. Возможно, невидимки не могли бы причинить ему никакого зла, даже если б хотели. Но Муха беспричинно испытывал к эфемерным существам невыразимое омерзение.

Мужество никогда не покинуло бы пограничника, если б он был в военной форме, но в больничной одежде лейтенант расслабился, потерял над собой контроль. Он по-девчачьи взвизгивал, когда ему мерещилось, будто какой‑нибудь невидимка прикоснулся к нему, вскакивал на подоконник, если подлые тени наступали на него. Не будь на окнах решеток, Муха предпочел бы полет с шестого этажа соприкосновению с приветливыми химерами.

* * *

Страх, обуявший лейтенанта Мухина, распространился и на других обитателей Воробьевки, хотя никто, кроме него, не мог углядеть невидимок. Это и вселяло ужас в легковерных психов. Дуновение ветерка, касание крылышек бабочки, неожиданный чих — все могло вызвать панику в Воробьевке.

Некоторые дамы утверждали, что пали жертвами грязного надругательства невидимых насильников.

«Невидимки!»

«Невидимок — видимо — невидимо!»

Стоило прозвучать подобным кличам, как вся Воробьевка приходила в движение. Каждый спасался от невидимок как мог. О взаимовыручке легковнушаемые психи мигом забывали. Покойный Колюня, будучи психически здоровым, проявлял смекалку: невидимок он травил из газовых баллончиков. Ознобишин запретил ему прыскать газом в отделении. Тогда санитар притащил кухонный тесак и махал им при нападении невидимок направо — налево.

Все потери и утраты, включая отрезанное Колюней ухо одного задумчивого психа, списывались на полчища невидимок.

Иннокентий Иванович поведал об этой напасти майору Коробочкину и услышал в ответ многозначительное:

— Человеческий глаз очень несовершенен. Ученые давно доказали наличие параллельных миров. Очень может быть, что твой пограничник их углядел.

Услышав подобную бредятину от бывшего материалиста Коробочкина, Ознобишин вышел из себя: