Игрек Первый. Американский дедушка

«Через несколько лет Брокгауз тяжело заболеет, но его спасут!» — смекнул Игрек.

— Ку-ку… ку-ку… ку-ку…

Кукушка, покорившись высшей воле, стала издавать жизнеутверждающие звуки легко, не замечая принужденья.

Иоанн Васильевич порозовел, на губах его затрепыхалась торжествующая улыбка.

— Ку-ку… ку-ку… ку-ку… ку-ку…

Полковник Судаков, опасаясь, что кукованье вот — вот оборвется, поспешно вскочил на ноги, «Пусть другие отправляются в командировку на тот свет! Все равно никто не оценит моих заслуг! Никогда в жизни посмертно Героя и генерала не дадут!»

— Ку-ку… ку-ку…

Чтоб не искушать судьбу, Сергей Павлович, теряя на бегу тапки, поспешил в коридор.

«А призраки пусть меня подождут! У них в запасе вечность!»

— Ку-ку… ку-ку…

* * *

Игрек смутно ощущал связь с Кукушкой и даже свою причастность к благому делу — продлению жизни приятеля (догадка о том, что они с Кукушкой, надув легковерного Брокгауза, стали шарлатанами, придет позже).

Игреку почудилось, что Кукушка издает вещие звуки, только когда он дергает за незримую нить.

Когда Иоанн Васильевич исчез в коридоре, спасаясь от убийственного разочарования, Долговязый отпустил ниточку.

Кукушка привычно сложила губы для кукованья, но не издала ни звука.

Игрек вновь нащупал кончик связующей нити, осторожно потянул за него.

— Ку-ку… ку-ку…

«Кажется, я поймал Бога за бороду…»

От радости Игрек сам крикнул во всю глотку:

— Ку-ку!

Кукушка не протестовала. Стала вязать варежки с чувством выполненного долга.

* * *

Несмотря на секретность, с которой майор Коробочкин вел дело поджигателя Сизова, полковник Судаков о нем дознался. Если уж на том свете у него была агентура, то в милиции и подавно. Прикармливал контрразведчик всех, у кого зубы были целы, один Коробочкин не клевал с его руки.

«Независимый сыскарь… мать его! Сумасброд!»

В свете сияющего всеми цветами дела Сизова меркли достижения Судакова с сумасшедшей мафией. И полоумный лейтенант Мухин с его невидимками больше не радовал Сергея Павловича. Объединиться в одно дело строптивый майор не желал. Допустить, чтоб поджигателя особняка Службы безопасности нашла милиция? Лучше умереть. И смотреть продолжение этого спектакля с того света.

Впрочем, может ли он умереть раньше срока, назначенного Спасителем и сообщенного на землю через Кукушку? Может, и может, но не хочет.

Сергей Павлович, естественно, уловил: Кукушка споткнулась, перестала куковать.

«Значит, я все-таки умру, бля!» — в сердцах выругался полковник.

Потом раздалось дикое, отчаянное «ку-ку», сулившее ему невиданный взлет после физической смерти.

«После реанимации!» — успокоил себя Судаков.

3.

«Откуда у нас с Кукушкой такая связь? — гадал Игрек, в глубине души догадываясь, что подобная связь у него может установиться не только с полоумной теткой. Боялся сглазить. — Может, мы с ней в прежней жизни были близкими родственниками? Вдруг она моя мать? Тогда Кукушка сама признала бы меня».

Игрек водил себя за нос, пока спускался по лестнице.

В больничном саду Алевтина гуляла под ручку с параноиком, изнасиловавшим свою бабушку. Цель прогулки заключалась в возбуждении ревности Игрека, обнаружившего гомосексуальные наклонности. Ведьма имела в виду его противоестественную дружбу с оборотнем Брокгаузом, обернувшимся полковником Безопасности.

В коротенькой третьей жизни Игрека, бедной любовным опытом, такого еще не случалось.

«по-моему, это разврат…» — с сомнением подумал угрюмый мальчик. Ему захотелось, чтоб со счастливой парочкой случилась какая‑нибудь смешная гадость, исключающая взаимную симпатию Тины и насильника.

До Игрека доносились отголоски возвышенной беседы.

— … В старушках есть очарование тлена… От них исходит дух палых листьев, старого вина, монастырского подвала… — со вкусом произносил геронтофил.

Тина отвечала эстету заливчатым смехом.

— На старушку я ложусь, как в могилу… Когда я сливаюсь с ней, у меня в ушах звучит органная музыка Баха.

— Встретимся лет через пятьдесят? — кокетливо улыбнулась Алевтина.

— Я могу изменить своим привычкам…

Неприязнь к извращенцу не помешала Игреку попытаться влезть в его шкуру, чтоб понять истинные намерения безумца.

Ничего Долговязый не понял, но попытка проникнуть вовнутрь негодяя не пропала даром. Игрек нащупал ниточку, тоненькую, как паутинка, которой неосознанно связал себя со своей жертвой.

Уже знакомым душевным движением мальчик протянул еще одну паутинку к ничего не подозревающему умалишенному. Потом — еще одну…

Почти физическая связь, возникшая между двумя людьми, Игреку была приятна. Он почувствовал себя хозяином. Стоит натянуть поводья — лошадь перейдет на галоп, отпустить — она понесется рысью…

Игрек натянул поводья.

Геронтофил напрягся, сосредоточенно смолк.

Тина с удивлением покосилась на своего спутника, не склонного к размышлениям.

«Он мой!» — самонадеянному глюку почудилось, будто он завопил на всю Воробьевку, хотя на самом деле губы Долговязого лишь дрогнули в улыбке. Поняв, что идиотик в его власти, Игрек помедлил, выбирая способ казни, как паук, любующийся мухой, попавшей в его паутину.