Игрок

Он тем не менее продолжал борьбу, на ходу изобретая отчаянную защиту против каждой атаки, но все это было слишком уж интуитивно, слишком уж наспех, носило лишь тактический характер. У него не оставалось времени для развития своих фигур, выработки стратегии. Он лишь реагировал, следовал за противником, отвечал на его ходы. А ведь обычно он предпочитал держать инициативу в своих руках.

Ему потребовалось время, чтобы понять, насколько дерзко играет девушка. Он шла на «полную сеть» — одновременный захват всех оставшихся полей игрового пространства. Она не просто пыталась выиграть, она пыталась закончить игру одним ударом, что за всю историю удалось только нескольким самым выдающимся игрокам, — однако, насколько знал Гурдже, в Культуре таким достижением еще никто не мог похвастаться. Гурдже не верил своим глазам, но именно к этому девушка и стремилась. Она подрывала силу вражеских фигур, а не уничтожала их, потом отступала, наносила удары по его слабым направлениям и закреплялась там.

Она, конечно же, тем самым приглашала его к контратаке; у Гурдже появлялись шансы на победу и даже на «полную сеть», хотя все равно их было куда меньше, чем у девушки. Но какая самоуверенность! Такой стиль подразумевал опыт и даже высокомерие.

Он посмотрел сквозь сеть тонких проводков и маленьких подвешенных сфер на тонкое спокойное лицо девушки и не мог не восхититься ее амбициями, ее бесстрашием, ее верой в себя. Она играла ради красоты, ради публики, а не ради вымучивания победы, хотя это была бы победа над знаменитым, уважаемым игроком. А Борулал еще считала, что девушка может испугаться его! Ну что ж, это говорит в ее пользу.

Гурдже наклонился вперед, потирая бородку и не замечая людей, которые теперь битком набились на балкон и молча наблюдали за игрой.

Он снова бросился в бой. Удача была при нем, и мастерство тоже — такое, которого он сам за собой не подозревал. Игра все еще клонилась к «полной сети», и победа девушки здесь казалась более реальной — но, по крайней мере, теперь его позиция не выглядела абсолютно безнадежной. Кто-то принес ему стакан воды и какую-то закуску. Он даже не помнил точно, сказал ли он спасибо.

Игра продолжалась. Вокруг становилось все более людно. На этой сетке теперь было подвешено все его будущее. Маленькие сферы скрывали сокровища и опасности, они делались посылками с жизнью и смертью внутри, одиночными сгустками вероятности, суть которых могла быть предметом догадок, но понятными они становились, только будучи схваченными, открытыми, изученными. Казалось, что вся реальность вращается вокруг этих бесконечно малых комочков смысла.

Он уже больше не знал, какие гормоны, вырабатываемые организмом, курсируют по его телу, как не мог догадаться и о том, чем пользуется его противница. Он потерял всякое ощущение себя и времени.

В течение нескольких ходов игра шла сама по себе — оба расслабились, — но потом снова обрела живость. Гурдже начинал очень медленно, очень постепенно чувствовать, что в голове у него вызревает некая невероятно сложная модель игры — непостижимо глубокая, многоплановая и многообразная.

Он внимательно рассмотрел эту модель, повернул ее.

Игра переменилась.

Он увидел для себя путь к выигрышу. «Полная сеть» все еще была возможна. Но теперь уже в его пользу. Все зависело от обстоятельств. Еще один поворот. Да, победа достанется, пожалуй, ему. Почти наверняка. Но этого уже было недостаточно. «Полная сеть» манила его, искушала, соблазняла, влекла…

— Гурдже? — Борулал тряхнула его.

Он поднял глаза. Над вершинами гор начинала заниматься заря. Лицо Борулал было серым и трезвым.

— Гурдже, перерыв. Уже шесть часов. Вы согласны? Перерыв, да?

Он посмотрел сквозь сеть на бледное, восковое лицо девушки, оглянулся, пребывая в какой-то прострации. Большинство людей уже разошлись. Бумажные фонарики тоже исчезли, и он смутно досадовал, что пропустил этот маленький ритуал: мерцающие фонарики сбрасывали вниз и смотрели, как они плывут к лесу.

Борулал снова тряхнула его:

— Гурдже?

— Да, перерыв. Да, конечно, — хрипло сказал он, затем поднялся на негнущихся ногах: мышцы протестовали, суставы хрустели.

Хамлису пришлось остаться у игрового поля, чтобы не допустить ничьего вмешательства. По небу расползался серый рассвет. Кто-то предложил Гурдже бульону, и он, прихлебывая горячую жидкость, съел несколько крекеров, бродя по тихим аркадам, где оставшиеся спали, или сидели и разговаривали, или танцевали под негромкую музыку. Он склонился к перилам над пропастью километровой глубины, продолжая отхлебывать бульон и жевать; он по-прежнему пребывал в прострации и, хотя не играл, все еще делал ходы, переигрывал партию в воображении.

Огни городков и деревень на затянутой туманом долине внизу, за полукругом темного дождевого леса казались бледными и неопределенными. Обнаженные вершины гор вдалеке светились розовым светом.

— Жерно Гурдже? — услышал он негромкий голос. Он смотрел в сторону долины. В метре от его лица парил Маврин-Скел.

— Маврин-Скел… — тихо сказал Гурдже.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

— Как игра?