Игрок

Гурдже оглянулся на дом Хаффлиса, потом повернулся и снова навис над перилами у края пропасти, обратясь лицом к автономнику.

— Хорошо, — прошептал он. — Только пять главных точек и четыре вертикальные вблизи верхушки центра. Больше ничего.

Маврин-Скел сказал ему.

Этого было почти достаточно. Девушка блестяще сопротивлялась до самого конца и лишила его возможности последнего хода.

«Полная сеть» распалась, и он выиграл с тридцатью одним очком, не добрав двух до рекорда Культуры.

Позднее тем утром один из домашних автономников Эстрея Хаффлиса, убирая в доме, с удивлением обнаружил под громадным каменным столом смятую и растоптанную керамическую пластину с погнутыми и покореженными оцифрованными дисками, вделанными в ее потрескавшуюся, покоробленную поверхность.

В доме имелись комплекты «одержания», но таких пластин в них не было.

Слабосильный, механистический, полностью предсказуемый мозг машины ненадолго задумался над этим, но в конце концов решил выбросить таинственные обломки вместе с остальным мусором.

-

Он проснулся поздно днем с воспоминанием о поражении. Лишь через некоторое время он вспомнил, что на самом деле выиграл. Никогда еще победа не была такой горькой.

Завтракал он на террасе в одиночестве, наблюдая за флотилией парусников, двигающихся по узкому фьорду, — яркие паруса на свежем ветру. Он держал чашку в правой руке, которая побаливала — он чуть было не расцарапал ее до крови, разломав пластинку из комплекта «одержания» под конец игры в стрикен.

Он надел длинное пальто, штаны и короткую юбку и отправился на длительную прогулку вдоль берега фьорда к морю и дюнам, нанесенным ветром, где располагалась деревня Хассизе — там он родился и там еще оставался кое-кто из его немалой семьи. Он шагал по прибрежной тропинке в сторону дома, минуя расщепленные, искалеченные ветрами деревья. Под ногами вздыхала трава, над головой кричали морские птицы. Ветер под рваными облаками был холодным и освежающим. Посреди моря, за деревней Хассизе, там, откуда приходила погода, виднелась высокая завеса дождя под темным фронтом грозовых туч. Он плотнее закутался в пальто и поспешил к дальним силуэтам низких, ветхих домиков. Нужно было добираться подземным автомобилем, подумал он. Вдали ветер вырывал горсти песка из берега и бросал их прочь от моря. Он моргнул, глаза его заслезились.

— Гурдже.

Голос прозвучал довольно громко, громче, чем звук дышащей под ногами травы и ветра, играющего в ветвях. Он прикрыл глаза козырьком ладони, повернулся.

— Гурдже, — снова раздался голос.

Он всмотрелся в тень разбитого, покосившегося дерева.

— Маврин-Скел? Это вы?

— Он самый, — ответил маленький автономник, подлетая к человеку на тропинке.

Гурдже посмотрел в сторону моря и снова пошел по тропинке к дому; автономник последовал за ним.

— Дело в том, — сказал Гурдже, поворачиваясь к машине и смотря на нее с расстояния в несколько шагов, — что я не могу останавливаться. Если я промокну, то…

— Нет, — сказал Маврин-Скел. — Постойте. Я должен с вами поговорить. Это важно.

— Тогда давайте говорить на ходу, — сказал он, испытывая внезапный приступ раздражения.

Он пошел дальше. Автономник облетел его и остановился перед ним на уровне лица, так что Гурдже волей-неволей пришлось остановиться.

— Речь пойдет об игре в стрикен прошлой ночью и этим утром.

— Кажется я уже вас поблагодарил, — сказал Гурдже машине и бросил взгляд вперед — за автономника.

Фронт шквала уже дошел до дальнего конца хассизской гавани. Черные тучи были почти над головой, погружая окрестности в темноту.

— И кажется, вы говорили, что не откажете мне в помощи.

— Неужели? — сказал Гурдже скорее с язвительной ухмылкой, чем с улыбкой. — И что же это я могу сделать для вас?

— Помогите мне, — тихо сказал Маврин-Скел; голос его почти терялся в шуме ветра, — помогите мне вернуться в Контакт.

— Не говорите глупостей. — Гурдже, протянув руку, отодвинул машину в сторону и шагнул дальше.

В следующее мгновение он свалился в траву рядом с тропинкой, словно его толкнуло в плечо что-то невидимое. Он в удивлении уставился на малую машину, парящую над ним, а руки его ощупывали влажную землю, и трава по обе стороны от него издавала шипящий звук.

— Ах ты, маленький… — сказал Гурдже, пытаясь подняться, но тут же был снова отброшен назад.

Он сидел на земле в недоумении, не веря происходящему. Никогда еще машина не применяла против него силу. Это было неслыханно. Он снова попытался подняться; в груди рождался крик, полный гнева и раздражения.

Он обмяк. Крик замер во рту.

Он почувствовал, как его отбросило на траву.

Он лежал, глядя на черные тучи. Он мог двигать только глазами — ничем больше.

Он вспомнил перестрелку с ракетами: когда число попаданий в него выросло сверх всякой меры, скафандр не давал ему пошевелиться. Теперь было еще хуже.

Это был паралич. Он не мог ничего.

Он боялся, что остановится дыхание, остановится сердце, язык западет в дыхательное горло, откажет сфинктер.

В поле зрения вплыл Маврин-Скел.