Игрок

Парочку двубортных костюмов из катастрофически грубой ткани, по меркам двадцатых годов 21-го века, конечно, я отметаю сразу. И цвет и фасон были такие, что в них впору на похороны идти, а не на светское мероприятие.

Куда только смотрели мои глаза когда я их покупал?

А, впрочем, сейчас время развитого социализма. Так сейчас многие ходят.

Твидовая двойка, висевшая рядом с похоронными костюмами больше отвечала моим представлениям о прекрасном. Фасон очень неплох.

Но вот сама ткань! Тяжелая и очень плохо дышащая. Спасибо, но нет.

Спасением стали пиджак и брюки, занимавшие сиротское место в самом углу платяного шкафа. Льняные, о чём свидетельствовали бирки, те, которые, на самом деле инструкция для женщин, как эту вещь стирать и как за ней ухаживать.

Лён — это очень хорошо. Лёгкий, удобный. Он, конечно, мнётся, но это всё равно.

Цвет тоже вполне соответствовал моим взглядам на прекрасное. Серый такой, то что надо.

Подобрать рубашку не составило особого труда. Как сейчас помню, мы с Алёной полгода назад устроили настоящий набег на двухсотую секцию ГУМа, спасибо «родному» Союзу Писателей за пропуск в это благословенное место. Мы там купили для меня сразу четыре одинаковые польские рубашки. Белые и очень приятные на ощупь.

Там же и тогда же я приобрёл югославские туфли, не чёрные, как принято сейчас, а некондиционного бежевого цвета.

Я практически определяюсь с одеждой и остался последний штрих, он же непременный атрибут любого уважающего себя советского мужчины. Галстук.

И с ним натуральная беда.

Всё, что находится в моём платяном шкафу просто отвратительно. Понятное дело, что сейчас такая мода. Но все, абсолютно все, галстуки соответствуют времени. Они короткие и очень широкие. Вот прям очень. Я в них словно клоун на арене Цирка, что на Цветном бульваре.

Как я с ними ни колдовал, как ни прикидывал, но всё равно. Получается какая-то порнография. В любом случае выглядит очень глупо.

В итоге я решаю плюнуть на этот атрибут мужского костюма и обойтись без него. Буду фрондировать окружающих, хотя на этот момент, это почти бунтарство. Но я же скандалить собираюсь. Мне можно.

Определившись с одеждой, я иду в ванную. Щетина на моей физии буквально кричит, что надо с ней что-то сделать. Время, когда трёхдневная небритость считается нормой, ещё не пришло.

Там меня ждёт простое советское мыло, помазок и опасная бритва с броским названием Gillett. Даже странно, что я не помню, что она у меня была, вернее, есть.

Но руки помнят, как этой устрашающе острой штукой пользоваться, я даже не порезался!

Закончил с мыльно-рыльными процедурами, спрыскиваю лицо шипром и отправляюсь гладить рубашку и брюки. Бритвенно острые стрелки на брюках это обязательный стандарт.

Марля, через которую и полагается гладить брюки именно там, где и должна быть. Висит на гладильной доске, которая примостилась за диваном.

Через час после того, как я зашёл домой всё готово. Смотрю на себя в зеркало в прихожей и понимаю, что лучше уже не сделать. Каблуки туфель, конечно, высоковаты, но сейчас других и нет. В общем, всё готово.

К разврату готов, как сказал герой Василия Шукшина в известном фильме.

* * *

У дверей «Праги» уже выстраивается приличная очередь. Молодые парни с нарядно одетыми девушками и люди постарше терпеливо ждут, когда освободятся посадочные места.

Хотя девять залов «Праги» могут вместить больше тысячи человек, желающих попасть в этот легендарный ресторан всегда больше, особенно по вечерам. Конкретно эти граждане по какой-то причине не прошли фейс-контроль сурового белобородого швейцара. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как он определяет, кого пустить внутрь, а кого оставить в «вечно ожидающих».

— Молодой человек, вы куда?! Вас здесь не стояло! — слышу сзади возмущённые голоса.

Видя меня, суровый страж расплывается в улыбке и распахивает дверь.

— Добрый вечер, Фёдор Михайлович.

— Добрый, Тимофей Кузьмич!

Я пожимаю ему руку в белой перчатке, и пятирублёвая купюра по волшебству меняет владельца. Это не взятка, а скорее ритуал. Многим сюда не попасть и за пятьдесят рублей. Сегодня я на работе, и мог бы вообще не платить, но зачем обижать уважаемого человека.

— Где дегустация проходит? — уточняю у швейцара.

— В «Зеркальном» зале, — поясняет он, — началось уже.

Оказываюсь в фойе и чувствую укол страха внутри. Ещё несколько часов назад меня, немощного старика закатывали сюда на инвалидной коляске. Боюсь того, что всё вокруг окажется бредом, и я вдруг приду в себя. Понимаю, что отчаянно этого не хочу. Хорошо, что дегустация организован не в «Королевском», зале, проходила игра. Там бы мне было совсем не по себе.

Дегустация устроена по случаю невероятного события. В конце мая в Москву прибудет президент США Ричард Никсон. Кормить его предстоит поварам из «Праги», которые в числе прочего обслуживали Большой Кремлёвский дворец, а вот за право поить гостя развернулось настоящее сражение.