Игрок

– Ничего, в другой раз.

– Я вам позвоню.

– Триста двадцать, – сказал Оукли.

– Что? – переспросил Гриффин.

– Номер триста двадцать, – объяснил он, – я здесь пробуду еще неделю.

– За счет «Парамаунт», – сказал Сивелла, чтобы вызвать смех и изящно завершить светское общение в вестибюле. Это сработало. Обменявшись рукопожатиями, Гриффин проследовал дальше по коридору в «Поло-Лаунж».

Метрдотель кивнул в знак приветствия и спросил:

– Мистер Милл, сколько человек?

– Нас будет двое, но я пришел немного раньше.

– Хотите кабинку в задней части зала? Я проведу вашего гостя.

– Посадите меня в передней части зала. – Он указал на кабинку у стены.

Тотчас подошел официант. Гриффин заказал салат из креветок и коктейль «пимз-кап» – верх утонченности среди подростков. Он это прекрасно знал, но ему хотелось сладкого. Почему он оправдывается перед собой? Он улыбнулся двум дамам у стойки бара, они ответили ему тем же. Официант принес заказ.

Если бы он потерял работу, чего бы ему недоставало? У него были собственные деньги, но он не привык их тратить. Исключение составляла одежда, мебель и несколько игрушек. Он не платил даже за стереосистему: ее подарила компании студия звукозаписи. Его корпоративный счет был практически неограничен. Он летал первым классом. Его привозили в аэропорт на лимузинах и встречали в аэропорту с лимузинами. Если он не знал водителя, его всегда встречали с табличкой, на которой было написано «Мистер Милл». Когда он ездил в Нью-Йорк, то останавливался в апартаментах студии в «Шерри-Нидерланде», где в шкафу висели его пиджаки, а в ящиках комода были сложены его сорочки. Он десять раз летал на «конкорде». Автомобиль стоимостью сорок тысяч долларов был подарком студии. Половину ипотеки за дом оплатила компания. Чтобы внести первый взнос, компания предоставила беспроцентную ссуду. Когда он ходил в ресторан на собственные деньги, он испытывал чувство новизны, сравнимое с мелкой кражей. Но у кого он, собственно, крал? Сколько раз за пять лет он расплачивался в ресторане собственными деньгами? Может быть, наберется пятьдесят ужинов. Обеды по воскресеньям. Сколько раз он сам платил за авиабилеты? Мало. Кабо-Сан-Лукас, с Бонни Шероу. Он был немного влюблен тогда и взял отпуск за свой счет. Итак, чтобы оставаться безукоризненным, надо платить из собственного кармана? Он признался себе, что эта потребность оплатить отпуск объяснялась не только нежеланием превращать любовь в служебный роман. Это касалось личной жизни. Он не брал отпуск все пять лет, что проработал на студии. Этот рекорд был даже отмечен в журнале «Тайм». Но – не совсем так. Посещая съемочную площадку в Марокко, он останавливался на три дня в Агадире. Он катался на лыжах, когда из-за снежной бури на неделю отменили съемки в Колорадо. Два антракта. Тогда он расценивал отпуск как проявление слабости, как способ отдохнуть от ненавистной работы, оправиться от переживаний, связанных с неудачами, как компенсацию. Ему не нужна была компенсация. Ему не нужны были выходные.

Он наблюдал, как метрдотель объяснял мужчине в свитере, что в «Поло-Лаунж» полагается пиджак. На мужчине были очки, дужки которых держались при помощи клейкой ленты. Автор? Мужчина сказал, что пойдет к себе в номер. Нет, не Автор.

Гриффин знал, что когда он потеряет работу, будет труднее получить лучший столик. А если и получить, то не сразу, после ожидания в баре. «И это главное?» – спросил он себя. Все это ради лучшего столика? И весь опыт, и вся власть нужны, чтобы завоевать расположение метрдотеля?

Официант спросил, не принести ли ему еще один коктейль. Гриффин с подозрением посмотрел на свой стакан, словно не он, а кто-то другой опустошил его. Кто бы это ни был, но к креветкам он не притронулся. Гриффин попросил официанта принести еще один коктейль, поднял розовую креветку с подстилки из колотого льда и обмакнул в красный соус.

Одна из женщин у стойки бара наблюдала за тем, как он выжимал лимон на соус. Он изо всех сил делал вид, что не замечает, что на него смотрят, и процесс поедания креветок превратился в спектакль. Он исполнял роль Гриффина Милла, ужинающего в «Поло-Лаунж». Он хотел бы, чтобы это длилось вечно, чтобы он мог смотреть на себя как бы со стороны и восхищаться созданным образом, каждым точно рассчитанным жестом, каждым словом.