Но, в сущности, что это изменит? Даже если будет свергнут доктор Геббельс и сорвана операция «Одуванчик», они все равно останутся: черномундирники, Партай, планы войны не с Востоком, так с чем-нибудь еще. Например, с Марсом или Венерой.
«Неудивительно, что Тагоми не выдержал, – подумал Вегенер. – Жестокая дилемма нашего существования. Что бы ни происходило, побеждает зло. Тогда зачем сопротивляться? Зачем выбирать, когда все варианты дают одно и то же?
И все-таки мы будем идти дальше. Как всегда. День за днем. Сегодня мы против операции “Одуванчик”, завтра – против полиции. Нельзя сделать все сразу, поскольку нельзя предвидеть окончательный результат. Как-то повлиять на него мы можем, лишь делая выбор на каждом шаге».
«Мы будем надеяться, – решил он. – И пытаться.
Возможно, в каком-нибудь другом мире все по-другому. Там лучше. Есть добро в чистом виде и его альтернатива – абсолютное зло. Здесь же – только смеси и примеси, и нет у нас химических приборов, чтобы их разделять и отделять.
Увы, мы живем не в идеальном обществе, где мораль ясна, поскольку ясны ее критерии. Где можно быть правым без особых усилий, поскольку ясно, что значит быть правым».
«Даймлер» тронулся с места.
«Предположим, это ловушка, – думал Вегенер, зажатый на заднем сиденье охраной; автоматы лежали у эсэсовцев на коленях. – Меня везут не к Гейдриху в “Лейбштандарт”, а в застенок Партай, чтобы вытянуть сведения и прикончить. Но я сделал выбор: предпочел рискнуть, вернуться в Германию. Я выбирал между встречей с людьми из абвера, способными защитить меня, и смертью.
Путь к смерти открыт для нас всегда, в каждый момент, на любом шаге. И постепенно мы приближаемся к ней, сами того не желая. Или, напротив, сдаемся и выбираем смерть сознательно».
Черный автомобиль мчал его по берлинским улицам.
«Вот я и дома, – подумал Вегенер. – Мой Volk, я снова с тобой».
– Какие новости? – обратился он к эсэсовцам. – Я отсутствовал несколько недель, уехал еще до смерти Бормана. Есть ли перемены в политической ситуации?
Охранник справа ответил:
– Есть, и большие. Истеричная толпа поддерживает Докторишку. В сущности, она-то и привела его к власти. Когда народ опомнится и прислушается к трезвомыслящим элементам, он вряд ли потерпит урода и демагога. Геббельс держится только на лжи и заклинаниях, на умении воспламенять массы.
– Ясно, – кивнул Вегенер.
«Междоусобица в самом разгаре, – подумал он. – Будем верить, что это пробиваются ростки света. Чудовища сожрут друг друга, а мы останемся. Возможно, нас, разбросанных по всему миру, достаточно, чтобы начать все сначала. Чтобы восстанавливать, надеяться и строить самые простые планы…»
К часу дня Джулиана Фринк добралась до Шайенна. В центре города, возле огромной старой железнодорожной станции, она купила две дневные газеты и, просматривая их, наткнулась на заметку:
«ОТПУСК ЗАВЕРШАЕТСЯ СМЕРТЕЛЬНЫМ УДАРОМ
Джулиана Чиннаделла подозревается в убийстве своего мужа Джо Чиннаделла. По свидетельству служащих денверской гостиницы “Президент Гарнер”, она покинула отель сразу после того, как разыгралась кровавая драма. В номере найдена распечатанная упаковка бритвенных лезвий. Очевидно, одним из них и воспользовалась миссис Чиннаделла, по описаниям привлекательная, хорошо одетая брюнетка лет тридцати. Тело ее мужа с перерезанным горлом обнаружил Теодор Феррис, служащий гостиницы, который всего получасом ранее забрал у клиента рубашки на глажение и вернулся, как было договорено. По словам полицейских, в номере остались следы борьбы, что дает основания для версии о бытовой ссоре…»
«Значит, он умер, – подумала Джулиана, складывая газету. – Но у полиции даже нет моей настоящей фамилии, обо мне ничего не знают».
Почти успокоенная, она ехала, пока не наткнулась на сносный мотель. Джулиана сняла номер и перенесла туда свертки из машины.
«Теперь ни к чему торопиться, – решила она. – К Эбендсенам наведаюсь вечером; кстати, это повод надеть новое платье. Нельзя же в таком наряде делать визит раньше ужина. И книгу успею дочитать».
Она удобно расположилась в номере: включила радио, заказала по телефону кофе, затем юркнула в чистую постель с новым экземпляром «Саранчи», купленным в денверской гостинице.
В шесть тридцать вечера Джулиана захлопнула книгу.