Игромания

– Милости просим, мил человек, с удовольствием. Идёмте, я покажу вашу комнату, – Степанида Тимофеевна засеменила к крылечку, и на радостях смахнула слезинку со щеки. Мужчина вошёл в комнату и тут же распахнул окно.

– Как красиво здесь, а рыба водиться в Волге? – спросил он.

– Конечно, мил человек, всё есть. И птица в лесу, и рыба в воде.

– Хорошо. Меня зовут Пётр Иванович. Я художник, и вот этот мой тяжелый этюдник надо пристроить. А как с кормёжкой? Я готов оплачивать и стол.

– Хорошо, Пётр Иванович, я могу приготовить, но не обессудь, я уже стара, готовить разносолы – Степанида Тимофеевна посмотрела на постояльца. « Вдруг он уйдёт от того, что я готовить, не особо могу?” – испугалась Тимофеевна появившейся мысли.

– Ничего бабушка, я и сам могу приготовить себе.

– Ну, тогда обживайся, мил человек.

Вечером Пётр Иванович пошагал к Волге с удочками на плече. Когда он вернулся, то вручил старушке связку окуньков:

– Сварите ушицы бабушка, я сейчас с удовольствием бы полакомился рыбкой и выпил бы чаю.

– Хорошо, милой, сейчас всё быстренько приготовлю, – Степанида Тимофеевна уж и не знала, как угодить своему постояльцу, который так неожиданно свалился в эту весну. Ведь она и не особо-то рассчитывала на удачу, на такое счастье. Деньги небольшие, но хоть живая душа рядышком. Есть теперь ей с кем слово молвить.

На следующий день, с утра, Пётр Иванович поставил этюдник невдалеке от дома, на возвышении.

– Какая у вас тут красотища! Какие необыкновенные цветущие яблони за оградой церквушки! – воскликнул художник.

– Да, церквушка давно развалилась, и колокол тоже переплавили. Но вот яблоньки цветут каждую весну. – Степанида Тимофеевна перекрестилась, гладя на разрушенную церковь.

– Ну, вот я и начну писать это необыкновенное утро, цветущие яблони и церквушку, – с восторгом произнёс Пётр Иванович.

Он разложил кисти, достал тюбики красок, приладил небольшой подрамник, и начал писать набросок будущей картины.

Степанида Тимофеевна вернулась в свой дом, и стала хлопотать, готовить нехитрый обед для постояльца.

– Теперь у меня жилец и надо готовить покушать и соблюдать чистоту в доме. Надо, чтобы хватило сил на всё это, – проговорила про себя старушка.

Каждое утро, художник приступал к своей картине, а ближе к вечеру уходил на озеро или на Волгу ловить рыбу. Иногда, он брал палку, корзинку, и шёл в горы, в лес.

– Какая всё таки, у вас тут красотень! – в один из вечеров он пил со Степанидой Тимофеевной чай и восхищался походом в горы, – прекрасная местность, изумительные горы и леса! А какой чистый и упоительный воздух здесь! Так и «пьёшь» этот восхитительный аромат.

– Да, Пётр Иванович, здесь красиво, но мы, сельчане, уже привыкли, и давно перестали это видеть. Да и забот полон рот, – старушка подперла щеку рукой и задумчиво посмотрела в окно.

Так и потекли майские деньки. Степанида Тимофеевна была очень рада, что у неё появился постоялец, да ещё художник. Она хвалила его соседкам по селу. Она чувствовала родственную душу и оттаяла от одиночества. С удовольствием стряпала обеды и ужины в меру своих возможностей. Степанида Тимофеевна каждое утро смотрела, как художник кропотливо пишет картину. Уже появились горы, оградка, утреннее небо, и лучи солнца освещали ветки цветущей яблони. Всё как живое, но Пётр Иванович, каждый раз был недоволен тем, как выходили у него ветки цветущей яблони:

– Опять я не поймал тот чистый белый цвет, снова не то.

Он сокрушённо, вновь и вновь переписывал ветки яблони. Два раза Пётр Иванович уплывал на Омике в город, и, возвращаясь к вечеру, привозил печенья, карамельки Степаниде Тимофеевне к чаю. Старушка очень была рада такому вниманию. Ей было приятно, что о ней помнят и хотят порадовать. Если художник не шёл в лес или на рыбалку, то брался за топорик, рубанок и чинил крылечко дома. Также он смастерил калиточку в палисадник. Степанида Тимофеевна была довольна, что домик приобретал более приличный вид, и уже не выглядел таким кособоким. Даже крышу поправил Пётр Иванович.

В один из дней художник уехал в город, а к старушке приперся местный тунеядец и пьянчужка Тимошка:

– Что-то у тебя Степанида, крыша никак новая? И крылечко с калиткой? Работничка и денежки нашла? С каких таких доходов – то? – Тимошка хитро сощурил глаз.

– Ты, не мели чепуху-то! Денег у меня таких нет, чтобы нанимать работников-то. Постоялец у меня, он и починил всё по доброте душевной. Не то, что ты. Не работаешь, а только пьёшь незнамо на что, – старушка сердито посмотрела на Тимошку.

– Эй, Тимофеевна! Ты меня не трогай! Чего это вдруг, за так, человек надрываться должен? А? Небось, потом потребует с тебя за починку крыши и крыльца. Или в милицию заявит, что ты его сама эксплуатируешь, а платить за работу не хочешь ни копейки! – Тимошка шмыгнул носом и вытерся грязным рукавом.

– Ах ты, пьянчужка! Иди ты отсюда поскорее, и не наговаривай напрасно на хорошего человека! Если ты, такой гнилой, то не все такие вокруг! – Степанида Тимофеевна махнула на Тимошку рукой.