Игровая площадка для грешников

— Я этого не делаю Джонни, клянусь! — воскликнула она, сморгнув слезы, а затем упала вперед и, закрыв лицо руками, громко зарыдала.

— Прекрати это шоу с виноватыми слезами, — настаивал я, и она громко шмыгнула носом, беря себя в руки. Я достал из кармана пачку наличных, и слезы тут же высохли. Забавно, как это всегда работает. Чертово волшебство.

Я бросил ей деньги, и она поймала их. Думаю, я знал, от кого унаследовал знаки доллара в своих глазах. Ну, это и мою корейскую внешность с примесью малазийской по отцовской линии — вот и все, что я знал о своем происхождении. Моим отцом был какой-то парень, у которого порвался презерватив, или, по крайней мере, так сказала мне мама, и этот крошечный факт был всем, что она могла о нем вспомнить. Она даже не спросила, как его зовут. Я был зачат со словами «о, блядь, нет», слетевшими с уст старого доброго папаши. А затем он умчался из города, не оставив никаких контактных данных, но стало хоть на одного подонка меньше. Ну что ж, по крайней мере, я вырос в респектабельного стриптизера, и члена самой могущественной банды в штате. Папаша был бы так горд.

Роуг вернулась с пустыми руками. — Молоко кончилось.

— Думаю, мы все равно злоупотребили гостеприимством, — сказал я, пожимая плечами. — У меня полно дел. Будь умницей, мама.

Она была занята пересчетом долларовых купюр, которые были у меня между ягодиц ранее этим вечером. Ах, жизнь.

— Увидимся позже, миссис Би, — крикнула Роуг, и мама действительно подняла глаза.

— Больше не сбегай от моего мальчика, Роуг. Он не переживет этого во второй раз, — сказала она чертовски небрежно, и я обнял Роуг за плечи, выводя ее из дома.

Когда мы вышли на улицу, я отпустил ее, идя впереди нее к машине и борясь со скручивающими, неприятными эмоциями внутри меня. Я открыл пассажирскую дверь для Роуг, когда она подошла, и ее пальцы коснулись моих на ручке, когда она остановилась и посмотрела на меня.

— Что ты ей сказал? — обвиняющим тоном спросила она.

— Я ей ничего не говорил. Весь город решил, что ты сбежала в поисках лучшей жизни. — Я пожал плечами, и она фыркнула.

— Значит, все думали, что я просто бросила своих лучших друзей? Мило. — Она опустилась на свое сиденье, и я закрыл за ней дверцу, на секунду положив руки на крышу машины и глубоко вздохнув. Затем я обошел машину и сел рядом с ней.

Напряжение натянулось, как живая проволока, протянутая между нами, и я поиграл ключами от машины в руке, решая, что делать.

К черту все.

Я достал из кармана бумажник, открыл его и порылся в глубине, найдя сложенную фотографию и нащупав твердый предмет, который я в нем хранил. Я развернул фотографию, бумага потерлась от того, сколько раз я смотрел на нее на протяжении многих лет. Но в конце концов я перестал это делать, устав от боли, устав скучать по ней. Я распечатал это фото в доме Лютера через неделю после того, как Роуг уехала из города. На ней мы впятером стояли под колесом обозрения на «Игровой Площадке Грешников». Роуг стояла на переднем плане, вытянув руки, в которых она держала телефон, а я, Фокс, Чейз и Маверик столпились вокруг нее. Никто из нас даже не смотрел в эту чертову камеру. Мы все смотрели на нее, пока она улыбалась своей дикой, необузданной улыбкой, от которой у меня всегда учащенно билось сердце.

Я передал ее Роуг, и она взяла ее с выражением боли на лице, пока ее глаза блуждали по этому воспоминанию. Внизу я написал слова, — обещание, — данное не только ей, но и самому себе.

Я найду тебя, красотка.

— Что у тебя там? — спросила она, глядя на мою руку, сжавшую в кулак дурацкую вещицу, которую я сделал для нее в тот день.

— Ничего. — Я попытался засунуть ее в карман, но она бросилась на меня, схватив за руку и пытаясь силой разжать ее.

— Никаких шансов, сладкая, — поддразнил я, и она наполовину заползла ко мне на колени, а ее колено надавило на мой член, так что я втянул воздух сквозь зубы.

— Блядь, — прорычал я, схватил ее за волосы и дернул, заставляя ее взвизгнуть и посмотреть на меня. Ее глаза загорелись игрой, и она скользнула рукой вниз по моей руке к запястью, обвивая мою сжатую ладонь, и оставляя после себя мурашки.

— Дай мне это, Джонни Джеймс, — промурлыкала она, и я прикусил нижнюю губу.

— Я действительно хочу, милая. Но тебе придется заплатить за это большие деньги.

Она фыркнула, ударив меня кулаком в грудь, и я сдался, раскрыв ладонь и позволив ей взять с нее подарок. Это был акулий зуб, который Роуг нашла на Сансет-Бич и подарила мне, когда нам было одиннадцать лет. После того, как она уехала из города, я выгравировал на нем ее имя и сделал браслет, прикрепив его к кожаному ремешку, который я обычно носил на запястье. Даже в шестнадцать лет я был гребаным болваном. Видимо, я думал, что, сделав ей украшение, смогу завоевать ее расположение после того, как мы выгнали ее из города. Но теперь это казалось просто по-детски и неловким.