Новообретённая дерзость Юрика всё-таки имела определённые пределы. Он немного стушевался и стал соображать, куда теперь податься: можно было бы, конечно, в гостиницу, но тратить заработанные (Игорьком) деньги страшно не хотелось; ещё можно было вернуться в редакцию и несколько дней там пожить на раскладушке, пока не найдётся новая квартира. Душа в редакции, правда, не было, но когда это смущало по-настоящему объективного журналиста! Проблемы, ещё недавно поставившие бы Юрика в тупик, сегодня казались мелким неудобством вроде собачьего говна, через которое он десять минут назад случайно протащил свой чемодан.
Игорёк, кажется, наконец осознал эту перемену в коллеге.
– Так это, ты перекантуйся у меня сколько надо, потом снимешь себе.
– Обойдёмся без сопливых, – сказал Гной и тут же пожалел, что не сформулировал эту мысль менее детсадовским образом. – И так сниму! Кантоваться не буду!
– Не, это, дело козявское. – За время разлуки у Игорька накопилось много новых присказок. – Только тебе ж, это, на визу надо подавать, там лететь уже через две недели. Ещё и хату снимать, это. Не кузяво!
Про визу Гной как-то не подумал: за границей он никогда раньше не был и представлял её себе как нечто среднее между страной Выдумляндией и декорациями к боевикам с Сильвестром Сталлоне, – а в такие места никакая виза, конечно же, не требовалась. Тут он несколько вышел из нового образа и привычно заблеял:
– Так а я не знал… А куда теперь…
– Ты это, не ссы, – победоносно захихикал моментально вернувшийся в своё обычное состояние Игорёк. – Пошли ко мне. Только это, Юрец, у меня там люди сейчас, я это, гостей не ждал.
Формулировка была изощрённой даже для Игорька, но Гноя такие вещи давно не смущали. Он махнул рукой в том смысле, что всё понятно, и устремился к подъезду, оставляя за чемоданом коричневый след.
Игорькова нора за прошедшее время не изменилась – даже хлам, кажется, валялся плюс-минус в той же конфигурации, что Гной оставил его после попытки учинить генеральную уборку. Юрик оставил чемодан в коридоре и замешкался: он и не думал, что так скучал по однушке объективного журналиста. Возможно, подумал он, действительно имеет смысл её снять – только теперь уже по-настоящему, без скотских выходок хозяина. Сменить замки, выкинуть хлам, купить нормальный компьютер… («Хозяйство!.. Свиньи!..» – эхом прозвучали в голове прощальные всхлипывания Туши.)
– Ня! Кун! Кавай! – сказал кто-то хриплым надтреснутым голосом.
«Люди», упомянутые Игорьком у подъезда, оказались некрасивой кряжистой парой, похожей на чету разнорабочих. У мужской части пары обнаружилась пегая борода лопатой и пронзительные впалые глаза; у женской – огромные мозолистые ручищи и почему-то косынка в игривый мелкий цветочек. Оба выглядели так, словно минуту назад скинули оранжевые жилеты, отложили в сторону кувалды и присели отдохнуть на шпалы. Звуки, издаваемые гостями, никак не вязались с их внешним видом – и даже полностью ему противоречили.
– Суго-о-ой! – протянула женщина, сложила пальцы на руках в две буквы V и закачалась из стороны в сторону.
– Аригато вакидзаси! Ыщщщ! – рявкнул бородач.
Гной попятился было к двери, испугавшись сумасшедших рабочих, но тут ситуация начала проясняться.
– Это, да планёрка долго там, Поплавский вола ебал, – ответил Игорёк на издаваемый гостями скрежет. – Нормально, это, щас будем смотреть. Вот, это, познакомьтесь, Гном-тян.
– Юра, – злобно поправил коллегу Гной и на всякий случай добавил: – Тян.
Женщина в косынке захихикала – причём таким образом, словно ей на самом деле было не смешно и она просто по отдельности несколько раз повторила слово «хи». Бородач выпрямил спину, резко кивнул и рявкнул:
– Арексей!
– Это, Лёша у нас, это, эксперт по аниму, – пояснил Игорёк, явно наслаждавшийся замешательством внезапно оборзевшего Гноя. – Я его давно уговариваю, это, в журнале рубрику вести, а Поплавский с Фельдмаршалом все выёбываются. Аниму чуждо советскому человеку, как говорил товарищ Сталин! Гасстгелять!
Арексей вдруг бешено взревел, ударил ребром ладони по стоявшему в прихожей шкафу, вскрикнул и сказал совсем не кавайное слово «сука». Юрик немного успокоился – видимо, неведомое аниму всё же было для этих людей в большей степени осознанным жизненным выбором, чем психическим заболеванием.
– А Людка, это, его жена. Она, это, переводить будет.
– Аниму-тян, – церемонно поклонилась шпалоукладчица.
– Ладно, это, там пивас в холодильнике, давайте включать, это, а то дел до сраки.
Как выяснилось, чета анимешников добыла какой-то редчайший мультфильм в жанре яой – им его прислали прямиком из Японии тамошние энтузиасты, с которыми Арексей состоял в оживленной переписке. Как объяснил Гною Игорёк, фильма ещё не было даже на Горбушке – но скоро, это, будет (тут Игорёк подмигнул сразу обоими глазами и рыгнул). Таким образом, просмотр носил максимально эксклюзивный характер, дополненный живым подстрочным переводом в исполнении Людки-тян.