Я опустилась на кровать рядом и взяла его руку. Казалось, в ней не осталось сил.
— Я здесь. Как ты себя чувствуешь?
— Бывали дни и получше, — тихо хмыкнул Герд.
— Я могу чем-то помочь тебе?
— Думаю, да, — серьезно сказал он. Я охотно кивнула, готовая оказать любую помощь, необходимую тяжелобольному, однако что-то в глубине глаз Герда подсказывало, что понадобится ему вовсе не помощь с перевязкой.
Герд
— Ложись, — я слабо кивнул головой, чуть сдвигаясь в сторону и морщась от колючей боли в боку.
— Не двигайся! Тебе нельзя!
— Ложись, — повторил уже чуть грубее, и Лина нахмурилась.
Правильно, девочка, твое смирение и нежность сейчас нужны мне больше, чем упрямство и строптивость.
Девушка опустилась рядом, нерешительно прижимаясь ногами к моим ногам, и замерла. Даже дышать стало легче.
Я провел ночь в горячке, и она знатно вымотала меня, лишая возможности восстановиться быстрее, а отсутствие Лины рядом превратило эту ночь в сущий кошмар. Я должен был ощущать ее, вдыхать ее запах, дышать с ней одним воздухом, чтобы успокоиться. И сейчас, когда она лежала рядом, аккуратно подложив ладошки под голову, я буквально почуял, как с горла сползла петля, рассыпаясь в пепел.
— Иди сюда, — позвал ее, поднимая руку и приглашая в свои объятия.
— Но…
— Без «но», Лина. Я помню все, что ты мне говорила, — пересохшими губами сказал я, осаживая ее очередной отказ.
— Хорошо. Но если тебе станет тяжело — скажи.
— Непременно.
Усмехнулся и вдохнул аромат ее макушки. Когда голова опустилась на мое плечо, обнял девушку и сквозь боль прижал к себе. Зверь успокоился. Всю ночь он метался внутри, приказывал мне отыскать ее, прижать, подмять под себя, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо. Если бы не горящая от боли рана, я бы пополз за ней, сдирая пузо по коридорам замка. Но зверь затих, стоило малышке опустить свою тонкую ладонь мне на грудь.
Она слушала сердцебиение, маленькая хитрая лисица, пытаясь узнать заранее, больно мне или нет. Но рядом с ней орган в моей груди бился ровно, спокойно, не давая ей повода вновь поднять бунт.
— Ты что, меня нюхаешь? — спросила тихонько, вжимая голову в плечи.
— Именно так.
— Зачем, позволь узнать?
— Нравится, как ты пахнешь, — ответил честно и уже глубже втянул яблочный аромат. — Во имя первого волка, как же ты сладко пахнешь.
Лина поежилась, убирая ладонь с моей груди, но я силой вернул ее обратно, не собираясь гадать в чем тут дело.
— Испугалась?
— Он тоже так говорил, — буркнула под нос, и я ощутил новый прилив ярости, зло выдыхая ей в лицо.
— Забудь. Я не он.
— Хорошо.
Это мнимое послушание нравилось мне уже меньше, но сил на лишние разговоры не было, хотя поговорить все же следовало. Я нутром чуял, как вопросы, будто маленькие жуки, шевелятся в ее чудной головке, угрожая посыпаться из ушей. Но Лина молчала. То ли из последних сил, то ли из чистого упрямства. А потом она вздохнула и смело прижалась щекой к моей груди.
— Силой будешь брать?
— Хм?
— Я… Я…
— Нет, не буду. Силой не буду, я тебе уже говорил, а ты вновь прослушала. Нам не надо будет силой.
— Почему ты так думаешь?
— Ли-и-ина, — протянул ее имя, перехватывая нежные пальчики и изучая их в своей широкой ладони. Такие тонкие, хрупкие. В моей руке смотрятся забавно, словно фарфоровые. Еще и девушка не сжимает своей настороженный кулачок, а расслабляет кисть, позволяя изучать ее без препятствий.
— Что?
— Ты сама меня захочешь. Не впервой.
— Что?!
Ну вот и кончилось блаженство… Блаженство ее нежного девичьего тела… А я вернулся в реальный мир, где она фырчит, как обиженный еж, и выставляет иголки. Села, повернувшись вполоборота, и стреляет глазами.
— Что слышала. Еще скажи, что не хочешь.
— Не хочу! Я только…
— Только «что»? Из чистого благородства текла, когда я тебя ртом брал?
Вспыхнула, раскраснелась и задержала дыхание, не смея выдохнуть. Подбирает слова, по лицу видно.
— Ты хотела, — дернул ее назад, укладывая обратно, — текла и желала меня, — игнорируя возмущение, поднял ее коленку и уложил себе на живот, сжимая зубы от боли, — и кончала.
— Знаешь, что?!
— Знаю. Ты просто врушка.
— Я не вру! — Обхватил ее так сильно, что она не могла сбежать, и дергала плечами, пытаясь сбросить мою руку с себя, ровно пока я не зашипел. — Прости!
Лина замерла, боясь пошевелиться и сделать мне еще больнее, а я вновь улыбнулся. За какие заслуги предки послали мне эту упрямицу? Где я провинился? Но стоило признать — она заинтересовывала. Всей этой своей гордостью, достоинством, которое не желала терять ни в какой ситуации, даже когда откровенно лгала мне.
А она лгала. Мне наяву чудились ее пальчики в моих волосах, хриплые стоны и сладкие судороги, с которыми моя волчица рассыпалась на куски от удовольствия.
Член под одеялом приветливо встал, пульсируя от напряжения и желания, и, заметив выросший бугор, девушка неожиданно фыркнула:
— Извращенец.
— Привыкай. Тебя отныне это будет касаться напрямую. Часто касаться.
Тонкое одеяло никак не скрывало мою симпатию, и Лина, хоть и смущаясь и недовольно сопя, все же смотрела на него с нескрываемым любопытством.