— А зачем нам сближаться, Герд? Пройдет срок, и мы простимся. Ты же отпустишь меня? Отпустишь? Ты обещал мне! — Приподнимается на локте и не отрываясь смотрит мне в лицо.
Скрипнул зубами, скрывая злость на ее слова, но сдержался, чтобы не рявкнуть, что никуда ее не отпущу. Каждый разговор с ней как прогулка по ночам между капканами: шаг в сторону — и ты попался, а в тело впиваются железные шипы, разрывающие мясо.
— Может, ты сама захочешь остаться. — Смотрел, как скептически она выгнула брови, но промолчала. — Поцелуешь уже или нет? Я все еще жду.
Лина смотрела на меня чуть свысока, решаясь и борясь со своим собственным «я», которое было выращено в глупых, на мой взгляд, условностях. Но, собрав всю свою храбрость в кулак, она мужественно вдохнула и опустилась к моим губам, прижимаясь так, будто я подаренный на ее день рождения щенок с розовым бантом на шее.
— Так будешь целовать детей, — проглотил слово «наших» и бросил играть в благородного ухажера, накрывая ее голову ладонью и притягивая к себе, чтобы впиться в ее губы. Голодно и сладко. Она пахла, как мечта, и ее робкие попытки отстраниться смешили, а когда она неловко провела кончиком языка по моим обветренным губам, зверь во мне заскулил от счастья.
Целовать ее — как бросаться со скалы, вдохнув жизнь на вкус, и с этим запасом воздуха проваливаться под толщу воды. Как шторм, как гроза, но та, в которой ты точно выживешь.
Ее ладони скользнули по моей груди, и, понимая, что ей неудобно так висеть надо мной, перехватил и уложил на бок, разворачиваясь к ней лицом.
— Но рана!..
— Забудь. Не о том думаешь, — прошептал ей в губы, возвращаясь к изучению сладкого, желанного рта моей пары и рывком дернул платье на ее груди, заставляя завязки жалобно треснуть.
— Не думай. Получай удовольствие.
Лина замерла лишь на секунду, которая показалась мне вечностью, но, набросившись с поцелуем, сама повела плечом, помогая избавиться от ткани.
Мягкие вершинки груди обожгли ладонь и кольнули острыми розовыми сосками в знак приветствия. Грудная клетка судорожно поднималась и опускалась под моими касаниями, но позволяющая целовать себя в шею девушка только спасительно прикрыла глаза, давая свое разрешение.
О, малышка…
Наплевав на рану, кусал, целовал все, до чего доставал на ее желанном теле. Рисовал языком полосы на ключицах, целовал маленькую ямочку между ними, вдыхал аромат ее кожи, накрывая губами каждый сосок по отдельности. Втягивал их и прикусывал, заставляя Лину жалобно застонать и позволить полностью избавить себя от одежды.
Хотелось трогать ее всю. Полностью. С ног до головы изучить каждую родинку, изгиб. Все тайные местечки. Я должен узнать о ней все.
— Герд…
— Да? — вытянулся вверх, накрыв любимое тело, и аккуратно убрал растрепавшиеся пшеничные волосы с ее лица, заглядывая в просящие голубые глаза.
— Прошу, не торопись.
И это было не то «торопись», которое более подходило нашим отношениям, а то, что означало согласие. Она просто просила меня не спешить, ведь это ее первый раз.
Кивнул, чувствуя, как любые слова сгорают во рту, и накрыл ладонью нежный треугольничек на развилке ног, погладив его, поприветствовал. Опустил пальцы ниже, ощущая, какая она влажная, и сжал челюсть.
Соблазн в чистом виде! Не торопиться! Не торопиться!
Мягко, насколько мог, погладил шелковые складочки. Вознагражденный вздохом Лины и дрожанием ее ресниц, развел их в стороны, чуть протолкнув палец внутрь.
Узкая, дьявол! Очень узкая!
— Держись за меня.
Лина послушно обхватила мою шею руками, придвигаясь ближе. Прижав головку к алому входу в ее тело, не спеша и стиснув зубы, толкнулся внутрь.
Прижалась к моему лбу своим и закрыла глаза. Так доверчиво, честно, что у меня захрустели ребра от этой нежности, откликнувшейся в глубине волчьей души. Это сильно и искренне — ощущать свою пару так близко, а мозги выносит напрочь от этой самой близости.
Медленно двигал бедрами, гладя ладонями стройное тело, и ждал, пока она расслабится. Понимая все без слов, она неожиданно закивала головой, прикусывая губы, и прошептала:
— Сейчас.
Двинулся резко, зная, что больно будет все равно, но растягивать это мгновение надолго не стоит. Лина вскрикнула и выгнулась, но убежать не пыталась.
В ней было так тесно, что в глазах заискрило, а зверь в голове выл так громко, что не слышал ничего вокруг. Только он и тихое дыхание моей пары. Она все так же прижималась к моему влажному лбу своим и молчала, привыкая к новым ощущениям.
— Так всегда будет?
— Нет, только первый раз. Боль скоро пройдет.
— Уже прошла, просто… просто ты очень большой.
Знал, что не комплимент, но гордость все равно заставила улыбнуться, обнажая зубы.
— Лина?
— Да?
— Ты не рабыня, — взял ее лицо в ладони, заставляя смотреть на меня в упор. — Ты моя… — Рвалось сказать «пара», но она испугается, взбрыкнет, вскипит. Поэтому я проглотил и добавил: — … гостья.
Кивает, что поняла, но радости в глазах не вижу. И облегчения как такового тоже.
— И что теперь? — спрашивает, а голос дрожит.
Я все еще в ней, и мне там хорошо и приятно. Лучше, чем когда-либо.