Игрушка Белоглазого Чу

«У дяди Бори» Алексея особо не привечали, так как с душевной теплотой поминали его предшественницу, тетю Клаву – бойкую бабенку, острую на язычок и мужиков жалеющую, как слабый пол. Тетя Клава могла и с посетителем парой шуток переброситься, и сплетенку каждую всегда первой знала, и выпить в компании хорошенько не чуралась, а выпивши полы драила так, что в кривых досках отражение свое можно было увидать. Работала бы тетя Клава в ресторане до выхода на пенсию (и то, вряд ли бы так просто отпустили – любили ее люди), да не сложилось. В тот черный день случился день рождения у Нурсултана Надирбегова. Дагестанец, придя в ресторан «У дяди Бори» уже изрядно веселым, привел с собой толпу заливающихся дурным блеяньем немытых цыган, тащащих на велосипедной цепи тощего облезлого медведя. Медведь гремел костлявыми ребрами, дышал, словно в приступе астмы, и упирался всеми лапами, но на него никто внимания не обращал. Кроме Бориса Карловича Иванова – хозяина ресторана. Борис Карлович вышел на встречу Надирбегову и компании, сдержано поздравил с праздником и попросил очистить помещение, сделав акцент на том, что с животными вход в ресторан строго воспрещен. Нурсултан жестом велел цыганам играть «мохнатого шмеля на душистом хмелю» на пол тона ниже, обнял Бориса Карловича за плечи и гаркнул в самое ухо «Плачу за все!». Иванов, теребя в кармане мобильник с горячей кнопкой вызова милиции и крыши – кто раньше приедет, осторожно поинтересовался, чем именно собирается расплачиваться досточтимый юбиляр. Никто в городке (даже тетя Клава) толком не знал, чем промышляет Надирбегов. Ходили слухи, что дагестанец печатает фальшивые деньги и готовит левую водку, но при деньгах его никто ни разу не видел, поэтому причастность Нурсултана к какому либо из этих бизнесов была недоказуема. Не удивительно, что Борис Карлович сомневался в платежеспособности Нурсултана. «Вот этим!» – в ответ Иванову Надирбегов вытащил из-за пояса тряпицу, размотал ее и явил восторженным взорам публики в лице Бориса Карловича и золотозубых цыган толстую пачку новеньких хрустящих стодолларовых купюр. Эффект был достигнут – Иванов сам полез к Нурсултану обниматься, а цыгане в две гитары и десяток скрипок с сумасшедшей скоростью запилили 24-й каприс Паганини. Даже медведь перестал дохать и упираться. Разразившись пышной поздравительной речью и схватив из тряпицы денег сколько в руку умещалось, Борис Карлович криком погнал всех официантов накрывать стол для дорогого гостя, а сам тихонечко потрусил в сторону ближайшего обменника. Сев царем во главе стола, Нурсултан принимал поздравления от все тех же цыган и звал всех присоединится к празднеству. Посетители ресторана, покинутые официантами, приглашения не приняли, вместо этого покинув заведение не заплатив. Шота Васильевич Кругель, отвечающий за живую музыку, погрозил цыганам кулаком, взял свой синтезатор под мышку и тоже ушел. Кроме суетящихся официантов, именинника и его зловонных гостей в ресторане остались лишь повара да уборщица тетя Клава. Повара были сильно заняты заказом Надирбегова, поэтому к застолью присоединилась одна тетя Клава. Когда и как Нурсултан пронес в ресторан ящик собственной водки остается загадкой, но к моменту возвращения разъяренного Иванова из обменника (доллары оказались фальшивыми) за сдвинутыми столами находилось четырнадцать трупов: – Надирбегова, тети Клавы, и двенадцати цыган, один из которых медведь успел изрядно обглодать. Экспертиза показала, что выставленная юбиляром на стол водка есть ни что иное, как динатурат. Дело быстро закрыли, но тетю Клаву оплакивали всем городом.