Кто бы мне сказал о таком ещё неделю назад, что я сама, собственноручно буду “заметать следы” за собственным насильником, умалчивая о совершённом надо мной насилии и похищении. По любому бы приняла этого человека за сумасшедшего. Разве что теперь это меня нужно называть и чокнутой, и стукнутой на всю голову идиоткой.
— Всё равно не понимаю. Зачем так тратиться и тесниться с кем-то чужим и незнакомым в явно недешёвой квартире, когда можно спокойно жить здесь с минимальными затратами?
— Потому что отсюда очень далеко добираться до института. И мы уже внесли плату за полгода вперёд. Ну, простите меня, тёть Валь. Я понимаю, вам здесь живётся очень одиноко, и вы обещали маме постоянно за мной присматривать, но разве вы сами не были в моём возрасте и не рвались к самостоятельной жизни, подальше от родительского надзора?
— И к чему это рвение привело? К тому, что я теперь снова остаюсь здесь одна, на попечении собственных соседей?
— Обещаю, в этот раз буду стараться звонить по телефону, как можно чаще. Может даже по несколько дней на дню. И приезжать тоже, хотя бы на выходных.
Удивительно, как иногда выходит легко лгать близким тебе людям, убеждая по ходу и саму себя что, в сущности, я лгу не во всём и лишь во благо. Не представляю, что бы началось, расскажи я всю правду, без утайки. Хотя, самое забавное, про снятую квартиру недалеко от моего института я нисколько не врала. Её действительно недавно арендовал для меня Арслан, но для чистого отвода глаз и только на крайние моменты — когда я и в самом деле начну почаще ездить на учёбу и мне понадобится место, где я смогу перекантоваться какое-то время. Естественно, под бдительным присмотром приставленного ко мне телохранителя. А, точнее, и телохранителя, и водителя — два в одном.
Не знаю, как по фамилии, но по имени Доган (желательно без отчества Каганович) мне было позволено его называть практически на постоянной основе. Ещё один турок с немного хищными чертами и не менее пробирающим до поджилок взглядом чернющих, как беззвёздная ночь, глаз. Настолько пристальных и будто недоверчивых, под сенью грузных, угольных бровей, что каждый раз при встрече с ним лицом к лицу мне становилось немного не по себе. И тоже, кстати, бородатый. Правда с более короткой щетиной, но зато столь же радикально чёрной, как и волос на голове цвета вороньего крыла. Как бы выразилась моя мама, встреть его случайно по пути на рынок, — чужой. Чужой или чужак из другого мира, который никогда не станет относиться к представителям другой нации, как к равной, особенно, если это славянская нация.
Даже сейчас, отдавая ему сумки со своими вещами, перед тем, как сесть в огромный внедорожник, я чувствую это снова. Его тщательно скрытое отчуждение и недоверие ко всему, что касается моей ситуации и меня лично, как главной виновницы происходящему. Ещё и одет во всё чёрное — чёрный костюм, чёрное полупальто и чёрные кожаные перчатки на больших ладонях, способных свернуть мне шею за считанные секунды. Опять становится не по себе от его скользнувшего по мне взгляда, хотя он и кивает коротко в ответ, мол, всё нормально, сейчас закину сумки и можем ехать.
— Какой неожиданный сюрприз! Кто бы мог подумать, что мир окажется НАСТОЛЬКО тесен!
Я не сразу осознаю, что произнесённая только что смутно знакомым женским голосом фраза откуда-то со стороны относится именно ко мне. Оборачиваюсь, скорее, по чистой инерции, совершенно не вникая в смысл услышанных слов. И тут же цепенею, не веря собственным глазам.
— Хотя, уже предвижу, что ты сейчас мне на это ответишь. Наверное, что-то вроде — из тысячей старых двориков Москвы меня почему-то каким-то немыслимым чудом занесло прямо сюда. Во двор с домом, в котором живёт твоя родная тётка. И, насколько мне известно, единственная на всю столицу близкая тебе родня.
Я всё ещё не верю тому, что вижу и с какой непринуждённой походочкой приближается ко мне Вероника Щербакова. Хотя и не сразу понимаю, что не так в её образе, и почему я узнала её с таким трудом. Может из-за её намеренной маскировки — накинутого на голову широкого шарфа и закрывавших почти пол-лица солнцезащитных очков?
— Ч-что вы тут делаете? — и до сих пор не могу вникнуть в то, что мне говорят, будто чужие слова рикошетят о моё шокированное сознание, вместо того, чтобы попасть в центр аналитического мышления и достигнуть там желанной цели.
— Вероника Олеговна? — удивлённый голос Догана раздаётся где-то поблизости сразу вслед за моим восклицанием.
— Ой, Доган, и ты здесь? Прости, не признала. Неужели до сих пор работаешь у своего любимого хозяина преданным на подхвате псом? Думала, ты уже давно дослужился до более серьёзных ролей. А ты всё ещё продолжаешь охранять самое ценное для Камаевых добро.
— Прошу меня извинить за прямолинейность своих слов, Вероника Олеговна. Но мне приказано оберегать Юлию Владимировну от любого вашего появления рядом с ней, как неслучайного, так и случайного в особенности.