Это не кафе самообслуживания.
Это для тех, кто хочет покурить сигару в тишине и под треск поленьев в камине.
— Приятное место? — интересуется Алиханов, усаживаясь на свой стул и возвращаясь к сигаре.
Сквозь клубы белого дыма, его глаза изучают мое лицо.
Нарушив все правила “приличий”, уверена, кладу на стол свой телефон, стараясь не потревожить приборы.
— Очень… уютно.
— В Москве мало по-настоящему уютных мест, — затягивается он.
Я могла бы определить его возраст границей от сорока до пятидесяти, но тут ни в чем нельзя быть уверенной. В его волосах седина. Они почти белые, но его лицо не такое уж и старое. Черты не самые правильные и не самые красивые, но темно-карие глаза выглядят черными, и это затягивает. У него нет “живота”, но и мышцы под всей этой одеждой угадать сложно. Наверное, аристократам, потомственным или липовым не гоже таскать под рубашками кубики пресса, как у… Черт!
— Нравлюсь? — насмешливо выгибает он брови.
Понимаю, что рассматриваю его в упор, и это не очень красиво, но, несмотря на то, что моя адреналиновая атака исчерпала себя еще в метро, во мне сидит какая-то потребность… кусаться? Может, потому что мне все равно? Все равно, что он обо мне подумает!
— Звучит так, будто вам без разницы, — отвечаю, переводя глаза на потолок, по которому летают пухлые херувимы.
— Странно, — затягивается он. — Если бы это было так, я бы не стал спрашивать.
А это звучит, как подкат, который я игнорирую.
— Может быть вы просто хотели меня смутить? — пожимаю плечом.
— Кажется, нам стоит познакомиться как следует, может быть после этого ты перестанешь обращаться ко мне на “вы”.
Выпрямившись, вытягивает над столом руку:
— Владимир.
Его ладонь широкая, несмотря на то, что сам он не крупный. Он… в отличной форме, но он не из тех, кто плечами собирает дверные косяки.
— Юля, — вкладываю свои пальцы в его, глядя исподлобья.
Его губы снова дергаются, а большой палец проходится по моим костяшкам.
Отдергиваю руку, разрывая этот контакт, хотя он был еле уловимым.
Все происходящее сейчас попахивает полунамеками.
Может в этом разница между нами?
Я такая крестьянка, что предпочитаю, чтобы мужчина с разбегу вывалил на мою голову все свои хотелки, умудряясь при этом оставаться загадочным самоуверенным козлом.
— Сегодня в меню осьминоги… — возникает перед столиком официант.
Кто бы сомневался!
Тепло камина, дурманящий голову сигарный дым, звон хрустальных бокалов где-то за спиной и приглушенный свет — здесь действительно можно расслабиться даже через силу. Даже несмотря на цены в раскрытом передо мной меню, его может осилить человек и с девятью классами образования, потому что оно “на русском” во всех смыслах. Но, черт все дери, бегая глазами по строчкам, понимаю, что запихнуть в себя что-то большее, чем стограммового осьминога вряд ли смогу.
В последний месяц мой аппетит ведет со мной остервенелую войну, и он не просыпается по щелчку.
Не помню, когда вообще ела с аппетитом.
То есть… я помню прекрасно, но как раз это я и хотела бы забыть. Навсегда.
— Давно в Москве?
Чтобы прогнать ненавистную нарастающую тяжесть в груди, отпиваю воды из стакана и говорю, подняв глаза:
— Несколько месяцев.
— Я уже поужинал, тебя это не смутит? — вертит в руке граненый стакан с янтарным виски.
— Нет, — качаю головой.
Милена обязательно нашла бы хоть какую-то тему для разговора, а Юля… она не хочет искать никаких тем, но, кажется, это не проблема, потому что мой собеседник прекрасно находит их сам, медленно вовлекая меня в разговор, как в мягкие путы. Такие же мягкие, как окружающая нас обстановка.
— Чем здесь занимаешься?
Пытаясь не выдать своей горькой усмешки, отвечаю:
— Ищу себя.
— Благородное занятие.
— Да… Вообще-то я работаю официанткой, — пожимаю плечом. — Но… ты… — пробую это обращения, и оно выходит почти естественно. — Вряд ли бываешь в таких местах.
Не знаю, зачем это сказала.
Я не собираюсь кичиться своей бедностью и бросать ее, как перчатку, просто для НЕГО я… всегда хотела казаться лучше, чем есть. Успешнее, умнее… независимее. Я хотела, чтобы ОН думал обо мне лучше. Как о… равной…
К черту ЕГО.
Теперь мне этого не нужно. Я хочу быть собой.
— Я бываю в разных местах, — спокойно замечает Владимир. — Ты составила обо мне какое-то мнение?
— Нет, — смотрю в его глаза. — Я тебя две секунды знаю.
Разумеется, это ложь, но только наполовину. Кое-что о нем я знаю наверняка — он, в отличии от меня, не бедствует.
— Я смогу повторить этот вопрос? Через… — смотрит на свои часы. — Час?
— Думаешь, я скажу правду? — улыбаюсь против воли.
— Надеюсь, — делает маленький глоток из своего стакана.
— Посмотрим… — снова пожимаю плечом.
Официант принимает у меня заказ, и к осьминогу, по настоянию Владимира, мне подают бутылку белого вина.
Меня не тяготят его вопросы. Они не касаются ни одной болезненной для меня темы.
— Мне казалось, здесь отличная кухня, — смотрит на мою тарелку, в которой “плавает” разделанный мной осьминог.
— Он для меня слишком острый… — смотрю на тарелку виновато. — Я должна перед ним извиниться.
— Не стоит, — улыбается Владимир. — Ему уже все равно.