Игрушка для драконов

— Вот ведь, что за неугомонный ребёнок! — мягко посетовала она. — Вечно норовит забраться повыше, а в воду силой затаскивать приходится.

Я улыбнулась, представив, как няня пытается затолкать Филиппа в ванну, а тот оборачивается дракончиком. Пятилетний ребёнок был уже слишком силён, чтобы легко сломать его сопротивление, а затем быстро искупать в пене.

— Он славный! — произнесла я мечтательно. Филипп виделся мне чистым, ещё не испорченным воспитанием и обществом. Когда он доверчиво прижимался к моим коленям и, задрав голову, заглядывал в лицо, я таяла от нежности.

"Если тебя кто обидит, сразу говори мне", — смешил он, когда я грустила или с тревогой думала о будущем.

Сколько раз я повторяла себе, что не следует так привязываться к ребёнку Шилдса, поскольку скоро я уеду отсюда навсегда. И сердце сжималось в предчувствии разлуки.

А тут ещё с самого утра на душе было скверно. Меня грызли дурные предчувствия. Внезапный отъезд Шилдса выглядел подозрительно. Что если Рикард и Кеннет нашли способ договориться с Оком? Или Министерство больше не нуждается в моих отпечатках?

— Я пойду прилягу, — сказала я Саре и, помахав малышу, добавила: — Что-то голова разболелась.

— Конечно, Ядвига, — ответила няня, снова улыбнувшись. — Приведи себя к вечеру в порядок.

Не став спорить и добавлять, что между мной и Шилдсом нет любовной связи, я поднялась к себе и легла на постель. В голову лезли глупые воспоминания о первой брачной ночи. Шилдс прав, не побеги я так поспешно замуж, а узнай Рикарда поближе, я бы не вышла за Эдрикса. Даже не беря во внимание извращённое понятие любви у моего мужа, мы были с ним абсолютно разные. Я хотела обрести твёрдое плечо, видеть рядом мужчину, с которым интересно даже разговаривать, и поняла это слишком поздно. Рикард — избалованное дитя, слабый и ведомый братом, он не мог составить моё счастье. А Кеннет любил унижать и причинять боль. Я вздрогнула, стоило вспомнить все ужасы, которые пришлось пережить по вине обоих и заплакала.

Долго валяться в кровати я не планировала, но незаметно забылась тяжёлым сновидением.

Сон походил на явь. Я лежала на кровати, привязанная за запястья шёлковым лентами, в душной полутёмной комнате. Вокруг сгущался плотный туман, тянул ко мне руки и ласкал, поднимаясь холодными пальцами всё выше по внутренней поверхности бёдер. Это одновременно вызывало отвращение и желание, чтобы ласки неведомого существа продолжались как можно дольше, пока дыхание не участится, а между ног не станет тепло и влажно. На глаза опустилась пелена, а пальцы продолжали гладить, пока не добрались до чувствительного бугорка. Я попыталась сжать ноги, но туман, плотный и упругий не давал мне этого сделать.

Оставалось одно — расслабиться и позволить творить с собой всё, что угодно неведомым силам. К тому же, после всего пережитого не имело смысла беречься. Сон или явь, но моё тело хотело мужчину, и мне пришлось это признать. Самое страшное для совести было то, что я не испытывала стыда.

Но к сожалению, стоило мне так подумать, как туман мгновенно рассеялся, оставив меня неудовлетворённой. Путы, удерживающие запястья, исчезли. Я вздохнула и открыла глаза.

За окном был уже ранний вечер. Вставать не хотелось, тело ныло и болело, будто меня отхлестали плетью. При воспоминании о странном сне я снова почувствовала желание и рассердившись на себя и своё положение не жены-не вдовы, побрела в ванную. Всё, что я планировала на сегодня — расслабиться в ароматной пене и снова вернуться в постель, чтобы этот день быстрее закончился. Дурное предчувствие меня так и не оставило.

Если бы я ни боялась услышать неприятные новости, то сама бы спустилась вниз и справилась о возвращении Шилдса. Но почему-то сейчас стыдилась показаться ему на глаза. Его мнение, сколько бы я ни утверждала обратное, было значимо для меня. Видно, я и впрямь испорченная Эдриксами, и возврата к нормальной жизни для подобных мне не существует!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я легла в ванну, наполненную тёплой водой, и попыталась представить свою дальнейшую жизнь. По всему выходило, что в столицу лучше не возвращаться. Или стать там затворницей, без права показаться на любом светском балу или ужине.

Я могла бы претендовать на место целителя при храме Триединого. Говорят, они получают достаточно, чтобы жить безбедно. Правда, сначала придётся стать послушницей, а после принять обет целомудрия, но я в любом случае не собираюсь больше замуж, а вернуться к родителям и жить на их средства, терпя бесконечные попытки повторно меня пристроить, казалось не самым лучшим решением. Я больше не готова позволять другим распоряжаться собой как вещью. Даже если это близкие мне люди.

И тут я услышала пронзительный женский крик.

* * *