Игрушка для драконов

К тому же я действительно хотела видеть Шилдса. Расспросить о сыне, узнать, почему в ванной, где всё и случилось, витал аромат недавней смерти. Было ли произошедшее покушением на жизнь Филиппа, или случайностью? Больше всего меня терзала мысль: уж не я ли оказалась косвенной виновницей случившегося с мальчиком? Может, Шилдса хотели наказать за то, что он помогает мне?

Сам дознаватель не раз утверждал, что подслушать разговоры, ведущиеся в моей спальне, невозможно. Поэтому естественно, что побеседовать он хотел именно здесь. И всё же эта мысль привела меня в странное волнение. Я больше не беспокоилась о предстоящем суде, о котором я уже привыкла думать, как о чём-то несбыточном. Скорее, мне было любопытно, как суровый инквизитор станет благодарить, найдёт ли искренние, тёплые слова или отделается скупыми официальными фразами, сказанными через силу.

Я вправе была ожидать её. Но какие формы она примет? Способен ли внешне холодный хозяин Свитенвилля на горячее чувство, пусть и такое невинное, как благодарность?

— Не переживайте, — снисходительно проговорила горничная, оглядывая меня с ног до головы. — Вы хорошо выглядите.

Я посмотрела в зеркало, стоящее на полу рядом со шкафом, и внутренне с ней согласилась. Хороша. Для любовницы. Светлые волосы мягкими волнами падали по спине. Закалывать их казалось мне излишним. В конце концов речь идёт о разговоре, а не о светском приёме.

— Я готова, — проговорил я, стараясь не глядеть на горничную, чтобы не раскраснеться ещё больше.

— Хорошо, я сейчас доложу господину, — промурлыкала та и скрылась за дверью, наконец оставив меня одну.

Я села в кресло у окна и принялась ждать. А заодно попытаться разобраться в себе. Почему я ощущаю странную пустоту и дискомфорт, будто лишилась части тела? Я посмотрела на свои руки, в лунном свете они выглядели призрачными, нереальными. Внезапно, я поняла, в чём причина, но она казалось столь невероятной, что озвучить её было равносильно признанию в собственном бессилии.

В дверь раздались два коротких стука.

— Входите, — выдохнула я, поднимаясь навстречу мужчине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Доброго вечера! — произнёс дознаватель тихим вкрадчивым голосом. — Спасибо, что согласились меня принять. Я не задержу вас надолго.

Шилдс вошёл и тихо прикрыл за собой дверь, не сводя с меня глаз. Я растерялась, будто и не ждала его появления и почувствовала, что краснею. Чтобы это скрыть и не выглядеть глупо, я присела в кресло, делая вид, что совсем не чувствую слабости.

Я не хотела, чтобы этот мужчина продолжал считать меня пустышкой, чья единственная цель — нравиться и соблазнять, используя нехитрые женские штучки вроде смущения и обмороков.

— Я очень рада, что помогла Филиппу, — произнесла я, стараясь не смотреть на Шилдса, продолжавшего стоять недалеко от двери, словно это я была хозяйкой Свитенвилля. При воспоминании о вчерашнем на глазах некстати выступили слёзы. А может, не только поэтому, но и по той причине, что теперь для меня всё снова изменилось? — Как он?

— Благодаря вам, прекрасно, — ответил дознаватель. — Вы подоспели очень кстати. Я бы пришёл, когда слишком поздно.

— Как же так получилось?.. — пробормотала я, вспоминая туман и аромат, сопровождающие смерть. — Я видела кое-что, когда подбегала к ванной. Там будто кто-то умер. Наверное, померещилось…

— Нет, — ответил Шилдс, заставив меня пристально посмотреть на него. — Это Джонс, хорёк Филиппа. Я привёз его в подарок, чтобы сыну было не так скучно во время моих частые отлучки. Он сам просил меня об этом, и я по-глупости уступил детским просьбам. В первый же вечер Филипп решил тайком искупать зверька в ванне, чтобы няня не увидела и не поругала. А когда понял, что хорёк не выплыл, сам принялся искать его в пене, потом решил нырнуть за ним, чтобы спасти. И чуть было не погиб. Если бы не вы, я бы лишился единственного сына. Филипп — это всё, что у меня есть.

И пусть я знала, что мальчику теперь ничего не угрожает, то, с какой нежностью Шилдс произнёс последние слова, растрогало меня. Слёзы закапали на руки, я вздохнула и потянулась за носовым платком, лежащим на прикроватной тумбочке.

Шилдс в два счёта оказался рядом, желая помочь. На мгновение наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовала лёгкое покалывание. Но стоило платку очутиться в моих руках, как оно исчезло. Я понимала — теперь навсегда. Я больше не смогу лечить. Ни себя, ни других.

— Вам плохо, — полуутвердительно сказал Ингвар Шилдс и погладил меня по щеке. Я хотела улыбнуться и ответить, что, мол, нет, всё в порядке, но нервы сдали, и я заплакала ещё сильнее. Хозяин Свитенвилля аккуратно поднял меня на ноги и, продолжая гладить по спине и волосам, привлёк к себе.

— Я потеряла Дар, — всхлипывая и вздыхая, прошептала я, решившись наконец произнести это вслух.

— Я знаю, — сказал Ингвар и, взяв меня за подбородок, заставил посмотреть в глаза. — Мне очень жаль, Эмили.