Игрушка для генерала

* * *

Этой ночью я не уснула. Я проплакала почти до утра, уткнувшись в подушку лицом. А утром, принимая душ, долго смотрела на едва затянувшиеся раны от шипов… Это все, что осталось у меня от цветка. Наверное, вот так остаются шрамы от всего, что мы любим, когда оно нас покидает. Шрамы и есть воспоминания о любви.

Сквозь шум воды услышала, как повернулся ключ в замке моей комнаты, и выключила воду. Затаилась. До меня донеслись голоса слуг, они, видимо, убирались в пустом доме и забыли о моем присутствии.

— А женщины…Его любовницы.

Я судорожно сглотнула и затаилась за дверью ванной.

— Сколько раз я видел, как их выносили из его спальни в синяках. Даже думать не хочу о том, что этот монстр вытворял с ними в постели, как калечил и мучил их.

— Они сами к нему приходят. Значит, им нравится.

— Насилие? Зверства? Он их заставляет. Этот дьявол внушает им, что угодно и превращает их в грязь, рабынь, кукол.

— Заткнись. Это не наше дело. Хочешь жить — держи язык за зубами. У нас прибыльное место. Мы в достатке и не голодные, еще и семьям перепадает. Попробуй, найди такое теплое местечко.

— Где хозяин сам Дьявол!

— Этот Дьявол сегодня утром приказал найти садовника. На кой черт ему садовник, не понимаю. У него никогда не было цветов.

Вечером, когда Владимир вернулся, за мной пришли и вывели на прогулку. Не сказали, куда ведут, а я с ужасом понимала, что не в комнату для опытов, а на улицу. Зачем? Я не знала.

Мне было сказано «хозяин велел».

Впервые я оказалась во дворе этого страшного строения, которое всегда казалось мне мертвым. И сейчас, ступая по земле, я понимала, что оно действительно мертвое, здесь даже растений нет. Все, что здесь было живым — это вороны, которые кружили над высокой оградой.

А потом я увидела ИХ. Я не верила своим глазам — посреди черноты, серости, полного увядания они казались волшебными. Нереально прекрасными. Я опустилась на колени, задыхаясь, не понимая, что я улыбаюсь.

— Это розы. Теперь здесь будут цвести розовые кусты.

Я посмотрела на мужчину в длинном противодождевом плаще. Его жидкие волосы развевались на ветру, а лицо казалось сморщенным, скукоженным, с тонкой, как папиросная бумага, кожей.

— Я садовник. Меня наняли ухаживать за этими растениями.

В эту секунду мне показалось, что на меня кто-то пристально смотрит, и я вскинула голову наверх. Пустые глазницы окон с железными витыми решетками. С этой стороны находятся комнаты генерала.

— Вам разрешено срезать цветы…Если хотите.

Я кивнула, и снова, как зачарованная, посмотрела на…розы. Белые розы. Никогда в своей жизни я не видела ничего красивее их.

Я так и не поняла, зачем он это сделал. Для меня оставалось долгое время загадкой.

На следующий день меня привели на очередной осмотр к Кларе, где она попыталась залечить шрамы на моей ладони, но я отказалась. Я хотела запомнить этот день. Не знаю, почему, но очень хотела, и мне казалось, что именно тонкие шрамы будут мне о нем напоминать.

— Ты здорова, Мила. Следующий осмотр я проведу через месяц.

Я в удивлении посмотрела на Клара, которая в этот раз сама что-то записывала в блокнот.

— ВВ13, — поправила ее я.

— Нет! Он дал тебе имя. Хозяин хочет, чтобы тебя называли Людмила. Так что начинай привыкать.

И снова эти нотки в голосе. Нотки…ненависти.

Потом, глядя на тоненькие шрамы на ладони, я буду вспоминать этот день, когда у меня появилось имя. Он придумал его для меня.

Глава 9

Мои воспоминания начинались смертью. В этом не было ничего шокирующего, ничего безобразного или отталкивающего. Для таких, как я. Смерть не может пугать того, кто сам же ее и сеет, кто ею живет и питается в полном смысле этого слова. Тогда, правда, еще и не понимал, что я и есть смерть. Смотрел на тела родителей, на то, как их уносят, накрытых белыми простынями, которые мгновенно пропитались кровью, потому что телами то, что от них осталось, было очень трудно назвать. И я чувствовал, как сжимаются и разжимаются пальцы моей левой руки. Быстро сжимаются и разжимаются. До хруста в костях и боли в фалангах. Этот признак ярости или сильных эмоций, которые я пытался контролировать, останется со мной навсегда. Потому что это было похоже на бред. Хорошо спланированный. Умело приведённый в действие, но бред, не поддававшийся пониманию. Учитывая то, на кого было совершено покушение. Это не просто убийство семьи военных. Это открытый вызов системе и тому, кто останется. Остался я.