Несколько раз я собирался пойти к Варе, чтобы узнать, как она, но тут же одёргивал сам себя — я не стану за ней бегать, а то ещё решит, что небезразлична мне… Мать и так точит на меня зуб.
Окидываю взглядом толпу в поисках отца, но не нахожу его; теперь понятно, почему мать на взводе: любимый муж кинул. Если бы он был рядом, она бы ни за что не посмотрела в мою сторону, чтобы не привлечь его внимание к тому, что сын притащил на вечер «простолюдинку» — наоборот игнорила бы меня изо всех сил.
А так она ищет, на ком можно отыграться.
И Варя ещё удивляется, что я эгоистичен?
Здесь все такие, с кого нормальный пример-то брать?
Поняв, что «соперница» уже не вернётся, Эвелина поправляет платье и шагает прямо ко мне; моё настроение тут же падает до отметки «Отвалите», но у неё радар, как и у Калугина — барахлит.
— Ты меня поражаешь, Поляков, — качает головой, поигрывая тонкими пальцами ножкой бокала. — Привести эту несчастную туда, где ей не место, да ещё и вести себя при этом как ревнивый придурок — ты переплюнул сам себя, знаешь?
— Зависть — плохое чувство, — выдаю в ответ самую ехидную улыбку.
Эвелина брезгливо кривит губы.
— Она мне не конкурентка.
— Уверена? Потому что твоё поведение говорило о твоём уязвлённом самолюбии.
— Это было разочарование, Ярослав, а не уявлённость.
— Убеждай себя в этом почаще, дорогая.
Кажется, у меня передозировка общения с человеком, у которого мозг размером с грецкий орех; допиваю это жуткое пойло, которым тут всех сегодня спаивали — позор вам, Поляковы, могли бы поделиться чем-то поприличнее! — и всовываю бокал в руки растерянной Эвелины. Извиняться перед ней всё равно не собираюсь, так что просто молча сваливаю в свою комнату — отсыпаться.
А с Варей мы завтра ещё встретимся.
[1] У Ярослава на входящих стоит песня группы AC/DC — Thunderstruck.
[2] Химическое название серной кислоты.
[3] «Old Monk» — марка индийского тёмного рома.
Глава 7. Варя
Подъём выдался тяжёлым.
Я никогда прежде не ложилась спать позже одиннадцати часов вечера, а вчера, хоть и вернулась в свою комнату около девяти, заснуть всё равно не смогла — ни разу не тихие разговоры и музыка совершенно не способствовали здоровому и крепкому сну. В общем, отключилась я около двух часов ночи, а встать нужно было в семь утра — сходить в душ, позавтракать и привести себя в порядок, потому что занятия начинаются в полдевятого, а Ярослав вряд ли собирается в универ.
Придётся самой о себе позаботиться.
В столовой пусто — наверняка после такой гулянки проснутся все ещё не скоро — но на кухне уже во всю кипит работа, и я решаюсь сунуть туда нос, чтобы не идти на учёбу голодной: не пугать же одногруппников адскими песнями умирающего в животе кита в первый же день! Тётя Валя суетилась, будто у неё десять рук вместо двух, и попутно раздавала указания ещё двум женщинам, которые колдовали вместе с ней.
— Будете прохлаждаться, я с вас три шкуры спущу! — стращала их Валентина, шинкуя огромным ножом луковицу, как заправский шеф-повар; оторвавшись на мгновение от своего занятия, она поднимает голову и замечает меня. — Здравствуй, детка! Ты рано встала.
— Ну, мне ведь на учёбу… — будто извиняясь, отвечаю.
— Садись, — указывает рукой на барный стул. — Сейчас тебя покормим.
Буквально успеваю моргнуть, как передо мной появляется дымящаяся тарелка с ароматной кукурузной кашей, приправленной кусочком сливочного масла и сахаром, а следом за ней — огромная кружка капучино со сливками и тосты с малиновым джемом. Собираюсь сказать «Спасибо», как рядом оказывается ещё одна порция аналогичного завтрака.
— Сомневаюсь, что в меня столько влезет…
— Вторая тарелка для Ярослава — он уже спускался и скоро придёт снова.
Эти слова вводят меня в ступор: Поляков в такое время на ногах? Разве он не любитель проспать всё на свете?
В ответ на мои мысли соседний стул отъезжает, и вот Ярослав уже сидит рядом.
— Тёть Валь, ты же знаешь, что я терпеть ненавижу эту хрень, — бурчит он. — Я не цыплёнок, чтоб это есть.
Перевожу на него взгляд и вижу человека, который явно не собирался вставать так рано.
— И слышать ничего не хочу, — зажимает уши ладонями Валентина. — Пока на кухне командую я, будь добр съесть всё, что тебе дали.
Ну, хоть кто-то прививает ему здесь хорошие манеры.
— Чего скалишься? — ворчит уже в мою сторону.
— Ничего, — отвечаю и закусываю губы, чтобы не рассмеяться.
Не выспавшийся Ярослав — то ещё зрелище.
Парень продолжает что-то ворчать себе под нос, но послушно берёт ложку и принимается уничтожать завтрак; я следую его примеру, и приблизительно десять минут, пока мы еди́м, между нами царит напряжённая тишина. Чтобы не зацикливаться на этом, я переключаю внимание на процесс готовки, которым руководит тётя Валя, и ненадолго отвлекаюсь от насущных проблем. Слышу какой-то шум из коридора, но его так перекрывали звуки кухни, что невозможно было понять, что это.
Что-то очень отдалённо похожее на забивание свай огромной кувалдой.