Игрушка Ворона

- Это жизнь, тут ничего не поделаешь: либо принимаешь, либо нет, - Леська поправила на лбу свою смешную цветастую шапку и подобрала пакеты повыше, прижав их к самой груди.

- Звучит уныло, - улыбаюсь, но подруга совсем не разделяет моего горького веселья.

- Знаешь, я не хотела тебе говорить, - вдруг начала Леся, пока мы остановились на пешеходном переходе, ожидая зеленого.

- О чем? – я напряглась почти сразу, предчувствуя, что меня ожидают не самые приятные слова.

- Вадим твой, Вадим Олегович был у нас вчера в ресторане с Миланой и еще какими-то людьми. Ели, пили, смеялись, к ним даже мэр присоединился. Может, лучше ну его этого Воронова, а? Ты классная девчонка, нечего убиваться из-за такого человека.

Мне померещилось, что я слышу собственный треск разъезжающихся в сторону ребер. Такое ощущение, что все внутренности выпали на землю, правда, я еще каким-то чудом продолжаю жить. Слова Леси не стали для меня оглушающей неожиданностью, я ведь и сама понимала, что Вадим не станет хранить мне верность. Кто я? Девица, с которой ему комфортно. Чем я отличаюсь от той же Миланы? Разве что отсутствием дорогих шмоток и длинных ровных ног. Я для него никто, даже несмотря на то, что Воронов резко и стремительно для меня получил полную приоритетность.

Выплёвываю недокуренную и пожеванную сигарету и иду дальше, до онемения стиснув пакеты с едой. В груди жжет, нещадно, по-дурацки больно, но я игнорирую эту боль.

- Алис, прости, - догоняет меня Леся. – Я не хотела тебя обидеть. Просто… Просто ты сама не своя и я подумала, что ты должна знать об этом.

- Всё нормально, - цежу сквозь зубы, хотя сама знаю, что ни черта не нормально.

Пока Петя после работы уплетает за обе щеки приготовленный мной борщ, а Леся моет посуду, так как сегодня ее очередь, я сижу в зале перед включенным телеком. По нему идет какая-то дичь. Пытаюсь вникнуть в суть программы, но информация в мозгах даже не хочет оставаться – выветривается.

Дикий порыв злости, который может каким-то образом подавить только Вадим, сейчас разрывает меня на мелкие кусочки. Кусаю губы, царапаю ногтями свои коленки и никак не могу понять, почему всё так? Почему я не могу жить как жила до этого?

Раздается трель домашнего телефона. Я от неожиданности аж подскакиваю и чуть не падаю на пол. Этот телефон ни разу не звонил до этого момента. Просто коробка, занимающая место на столике и собирающая пыль.

Встаю на ноги и подхожу к телефону. Почему-то даже не сомневаюсь, кто именно звонит. Эта догадка заставляет меня улыбнуться и в то же время рассердиться еще больше.

- Алло? – спрашиваю как можно равнодушней, будто мне всё равно, будто это не моя грудная клетка превратилась в черную дыру.

- Хочу тебя увидеть, - слышу твердый голос в трубке, который практически приказывает. – За тобой сейчас приедет машина.

Это всё, чего меня удостоили после трехнедельного молчания. Нет, я, конечно, не ждала сопливых слов об острой потребности Воронова во мне и прочую дрянь. Но и такой вариант мне казался несправедливым. Я ломала себя все эти дни, пыталась подавить свой дикий нрав, прислушиваясь к рассудку, а в итоге меня вызывают на ковер к боссу, как какую-то шлюху.

- Нет, - отвечаю без тени страха или волнения.

- Что? – кажется, такого поворота Вадим никак не ожидал.

- Нет, я к тебе не приеду, - разъясняю и вешаю трубку. Больше он не звонит.

Ночью верчусь в кровати и никак не могу заставить себя подремать. Глаза пекут от недосыпа, а всё тело будто ломает некая странная, необъяснимая боль. Она ни на что не похожа, сидит где-то в груди и грызет меня, будто дикое животное.

Разные мысли тоже не дают покоя. Уставившись в потолок, я думала обо всём том, что меня окружает. Может, нужно было согласиться и поехать? Нет. Тут же себя одергиваю. У меня, по сути, ничего нет. Всё, что мне дали, могут в любой момент и отнять, кроме одного – чувства достоинства, гордости. Я всегда была такой, даже маленькой.

Когда встревала в драку с мальчишками из детдома из-за того, что они меня в очередной раз дразнили, учителя разнимали нас и требовали, чтобы я извинилась за свое неподобающе для девочки поведение. Никогда этого не делала. Не потому, что я не видела своих берегов и не признавала вину. Я не была виноватой и просто защищалась, понимая, что не заслуживаю оскорблений. Из-за моего, как считали учителя, упрямства меня наказывали и не давали ужин. Есть хотелось, но я всё равно молчала и не извинялась.

Так и здесь. Вадим мне очень нравился, рядом с ним я чувствовала себя другой, не такой, какой я бываю с друзьями или остальными людьми. Эти перемены хорошо на мне сказывались. Но, несмотря на это, я отчетливо понимаю, что не сделала ничего такого, чтобы меня подзывали к хозяину как какую-то собачонку. В этом плане, я уже скорей кошка, гуляющая сама по себе. Меня взбесил приказной тон Вадима, ведь я знаю, что он умеет быть другим, по крайней мере, со мной.