Игрушки для императоров 1. Лестница в небо

Львиная доля идиотов гибнет, не без этого. Те, у кого нет тормозов, кто слишком прямолинеен или кому просто не повезло. Но некоторые достигают своего кресла и своего трона. И мне показалось, что ты сможешь стать одним из нас.

— Что у меня есть тормоза?

— Тормоза. Принципы. Воля. Ум. Вот собственно и всё, что надо, чтобы править миром. Остальное, знания и выдержка, дело наживное.

— An nescis, mi fili, quantillaprudentia mundus regatur? (2), — процитировал я.

Дон Виктор согласно кивнул, из чего я сделал вывод, он знает латынь или конкретно этот афоризм, что подняло его в моих глазах. Непростой мужик!

— Я приказал Бенито не трогать тебя, не устраивать ничего, серьёзнее мордобоя, и внимательно следил за развитием событий. И их итог понравился — несмотря на все свои ошибки, ты выстоял.

— А последний эпизод? После которого приехала королева?

Сеньор Кампос с сожалением вздохнул.

— Я не вездесущ и не могу следить за вами с Бенито круглые сутки. Он сын, а дети редко бывают послушными. Но он не убил бы тебя, если ты об этом, мой запрет в любом случае в силе и нерушим.

— Не убил бы. Просто сделал инвалидом, — ядовито выдавил я, но дона Виктора смутить этим было невозможно.

— Я бы дал денег на любую восстановительную операцию, даже самую дорогую. Столько денег, сколько потребуется. Врачи могут творить чудеса, если чудеса эти правильно оплачивать. А если что-то восстановить было бы нельзя… На всё воля богов! — Он равнодушно пожал плечами.

Цинизм, холодный цинизм. И здоровый расчёт. Да, Хуанито, всё так, но чего ты хотел от хефе? Это криминал, жестокий мир, здесь нет места состраданию. Приглянулся, нужен, есть планы — отдам любые деньги, но, реализую их. Получу то, что хочу, ничего личного. Не получилось, кого-то в процессе убили или сделали растением? Судьба, так тому и быть.

Мир первобытной дикости во всей своей наготе, мир волчьей стаи, коварной и несокрушимой, вечной, как само общество. Думай, Хуанито, хорошо думай, прежде чем принять решение.

— Я удовлетворил твое любопытство?

Я кивнул.

— Почти. А что насчет Катарины? Эпизода с ней? Не будет ли Бенито вставлять палки в колёса? Такое не забывается.

— Слово хефе — закон. Он понимает это. И нарушив моё слово… В общем, он понимает это и забудет о Хуане Шимановском, учащемся сто второй группы школы имени генерала Хуареса. Для него будет существовать лишь Хуан, преемник дона Кампоса, а позже дон Хуан, хефе, хозяин четверти города. Если не больше, но «больше» будет зависеть от тебя, мой мальчик.

Он задумался.

— А вообще, мне в голову пришла интересная идея. У тебя ведь нет отца?

Это был не вопрос, а констатация. Я покраснел и непроизвольно сжал кулаки.

— Не пыхти, мне плевать на твоё происхождение. Моя мать тоже была шлюхой, а ещё алкоголичкой. Официально у тебя отца нет, как и любых документов, где он упоминается. Так?

Я кивнул, остывая. Он прав, только не в их мире. Это не семья Бэль и вообще не аристократия. Здесь такое не важно.

— Да, сеньор, это так.

— Я могу усыновить тебя. Официально. Как родного сына. И никто не посмеет отрицать твои права, как Хуана Кампоса, родного сына и наследника Виктора Кампоса.

— Но вы не станете мне от этого родным отцом! И любой тест на ДНК…

— А кому он нужен? — Хефе рассмеялся. Я замолчал на полуслове. — По закону — сын, остальное лирика, которой интересуются лишь плаксивые женщины, читающие любовные романы и смотрящие мыльные сериалы. Ну, так как?

Мне стало жутко, похоже, игра зашла слишком далеко. Настолько, что перестала быть игрой. Одно моё слово, и я сын и наследник… Господи!

Сознание накрыла ударная волна адреналина. До этого оставалось ощущение нереальности происходящего, какой-то шутки, фарса высших сил, несмотря на авторитет и ранг собеседника. Растекалось тонкой плёнкой по границе сознания, не пускало жуткую реальность внутрь. Теперь же плёнка прорвалась, и я впал в состояние, именуемое в медицине «паникой». Меня затрясло, зубы звонко застучали чечётку, накатила тошнота. Спас дон Виктор, узревший моё состояние по лицу. Он быстро подошёл к бару, спрятанному в сером шкафу, плеснул в стакан какую-то жидкость коричневого цвета и протянул мне, лаконично скомандовав:

— Пей!

Ослушаться я не посмел и тремя глотками осушил бурду до дна. Скривился.

Крепко. Горько. Противно. Закашлялся, давя в себе рвотный позыв. Ого!

Я превратился в огнедышащего дракона, рот и пищевод которого оказались в тисках тошнотворного пламени. Пришлось приложить все силы, чтобы подавить его.

— Полегчало? — спросил дон Виктор.

Кивнул. Полегчало. Вкус во рту и ощущения в горле не исчезли, меня всё ещё дёргало от них, но притупились. Приступ паники отступил, лишний адреналин из крови ушёл, вместо него навалилась апатия.

— Спасибо.

— Не за что. Это коньяк, хороший коньяк. Мне он всегда помогает.